Галадон

Когда Галадон появился в тронном зале в строго назначенное ему время, там был только дядя. В первое мгновение эльда подумал, что остальные просто еще не собрались. Но только взглянув на государя, понял, что никого больше и не будет. Только ему была предоставлена честь присутствовать при предстоящем разговоре, и синда не знал, было ли это привилегией или наказанием. Скорее долгом. Именно так он сам к этому относился, когда предложил свои услуги. И если честно, он очень боялся предстоящего мероприятия, ибо совершенно не представлял, что там могло произойти. Аралин это Аралин. Галадон доверял ему, знал его и мог быть уверен в том, что тот не сделает ничего такого, несовместимого, невозможного. Неизвестные же эльдар были как раз теми, кто не просто участвовал во всем, как его друг, а отдавали приказы, а значит, несли за все гораздо большую ответственность. К сожалению, пока эльда общался со своими друзьями, у него совершенно не осталось времени, чтобы узнать более подробно о прибывших "гостях из-за моря".
Галадон занял отведенное ему место рядом с дядей и порадовался, что тот на этот раз был вооружен, хотя и надеялся, что до этого не дойдет все же. А впрочем, кто знает, ожидать нужно было всего, чего угодно, этому плен очень хорошо научил дориатского принца. Каково же было его удивление, когда двери распахнулись, и в тронный зал вошел один-единственный мужчина, к тому же явно недавно поднявшийся после ранения или тяжелой болезни, ибо едва держался на ногах, хотя и изо всех сил пытался это скрыть. Что случилось? Галадон чего-то еще не знал? Он напрягся и, бросив быстрый взгляд на дядю, принялся пристально разглядывать вошедшего, совершенно не беспокоясь о неактуальных в данных условиях правилах хорошего тона.

Турукано

С того самого момента, как Турукано оказался снова в Менегроте и был в состоянии подняться с постели, он активно и настойчиво искал встречи с королем. Он понимал, что ничего хорошего эта встреча ему не принесет. И не был уверен, что его действия одобрил бы хоть кто-нибудь, даже, возможно, Инголдо не поддержал бы его намерения. Однако еще тогда уезжая из Дориата, Турукано не мог отделаться от ощущения, что то, что они делают, было хоть и вынужденной мерой, но совершенно противоречила его убеждениям и совести. Тогда он заставил себя промолчать. Заставил, думая о родных и близких, которым требовалась помощь и защита любой ценой. Однако оказалось, что цена была слишком высока, неподъемна для него. Он не мог больше переживать собственной подлости и не удовлетворялся более убеждениями о благе народа. Не может быть никакого блага, если изменить самому себе.
Конечно, теперь ситуация осложнялась для Турукано тем, что в прошлый раз он был здесь с отрядом и на своих ногах. Теперь нолдо был ранен, пользовался помощью местных целителей, а главное, с ним была Итариллэ. Но именно столь неожиданная встреча с дочерью окончательно убедила нолофинвиона в том, что его желание не быть подлецом было что ни на есть правильным. И как бы он ни беспокоился за Итэ, он должен был сделать то, что настойчиво требовала от него его совесть - рассказать королю то, что было от него скрыто.
Однако обстоятельства складывались не в пользу раскаявшегося принца, ибо Тингол отсутствовал в Менегроте и не мог его принять. Было ли это правдой, или же правитель Дориата как-то все узнал сам и попросту не хотел его видеть, не имело особого значения для Турукано, и он намеревался снова и снова продолжать добиваться аудиенции. И вот тут как раз и пришел приказ от короля срочно явиться в тронный зал. Одному.
С одной стороны, нолдо получил то, что хотел. Тем более, что это было не приглашение, а приказ, четкий и однозначный. Памятуя о первой встрече с Тинголом и всей его семьей, Турукано не без оснований подумал, что если бы все было хорошо, то приехавший из поездки король несомненно встретился бы с ними со всеми и поприветствовал их в своих землях, как и в прошлый раз. Однако говорить хотели только с ним, и это подтверждало худшие опасения. С другой стороны, Турукано не намеревался менять своего решения и как-то уклоняться от выполнения своего долга. Хуже, если правду Тингол узнал не от него. Однако у него уже была возможность ее высказать, он выбрал иной путь, а за ложь придется платить. Это было честно и справедливо.
Итак, Турукано направился на аудиенцию к королю Дориата, совершенно не представляя, чем она закончится для него самого и его спутников. Доковыляв до тронного зала, он был вынужден просить несколько минут передышки, чтобы войти, твердо держась на ногах. Столь длинный путь дался ему нелегко, однако ему не хотелось, чтобы этот фактор учитывался при предстоящем разговоре. Он не нуждался в жалости как защите. Он не хотел защищаться, ибо вину свою признавал полностью. Как и право короля карать его за эту вину.
Войдя в тронный зал, Турукано окончательно убедился, что угадал. Король был один, сопровождал его только один незнакомый эльда, выглядевший так... Нолдо не смог даже сформулировать сравнение, ибо было во внешнем виде и взгляде незнакомца что-то такое, доселе неведомое принцу Второго Дома.
Турукано сделал несколько шагов в сторону хозяина Дориата и остановился на почтительном расстоянии. Он не только соблюдал этикет, но и не считал возможным подходить ближе. Да и не хотелось, чтобы его нетвердая походка была замечена. Поприветствовав короля, нолофинвион в молчании замер, давая возможность Тинголу по праву первому начать разговор. Если это будет разговором. По крайней мере, Турукано очень надеялся, что ему будет позволено вставить хотя бы слово в свое оправдание. Он не пытался скрыть, что догадался о причине своего здесь присутствия. Он это заслужил и никогда не уклонялся от причитавшегося лично ему.

Турукано не решился взглянуть королю в глаза сразу и сделал это только после того, как тот заговорил. Ледяной тон и с трудом сдерживаемый гнев. Эльда ожидал чего-то подобного, должен был ожидать. Однако все равно он вздрогнул от неожиданности, услышав слова Тингола, подняв на него взгляд и увидев в глазах владыки Дориата ненависть и презрение. Гораздо большие, чем он мог себе даже представить. Каждое слово обвинения падало тяжелым ударом. Турукано слушал молча, чувствуя, что только теперь, когда все это оказалось произнесено вслух здесь и сейчас, он сам совершенно иначе осознал и пережил события в Альквалондэ. Для него это была трагедия. Ужасная, тяжелая и непоправимая беда, которая обрушилась на них в самый неожиданный момент и которую они пытались пережить, запрятать подальше в глубине души, избавиться от нее как от занозы, которую если нельзя было вытащить, то хотя бы нужно было перестать ковырять, надеясь, что боль утихнет как-нибудь сама. Им это даже почти удалось.
И вот теперь слова короля чужого государства, расположенного в чужих землях, остро и беспощадно напомнили о том, от чего все это время Турукано пытался спрятаться: резня в Альквалондэ вовсе не была трагедией. То есть, она ей была, но только во вторую очередь. А в первую все это называлось иначе. УБИЙСТВО. Вот какое имя носило то, что произошло в далеких Гаванях. Сам Нолофинвион не обагрил своих рук кровью родичей. Финьо сказал ему в тот день, что сам не понял, что произошло. Что он не мог спокойно смотреть, как гибнут его друзья, и Турукано счел это всполне приемлемым объяснением. Брат сожалел о случившемся, но они больше никогда об этом не говорили. Отец тоже сожалел, и он сделал много для того, чтобы помочь всем пережить этот удар, после того, как они покинули Аман. Однако только теперь Турукано отчетливо осознал, что он просто малодушно пытался обо всем забыть и не думать. Не думать о том, ПОЧЕМУ произошла эта трагедия, и КТО был в этом виноват. Моринготто? Стечение обстоятельств? Или они сами? Может быть, пришло время назвать вещи своими именами и озвучить наконец, кто стал убийцами своих родичей? Преступление, равного которому еще не совершалось в Арде...
Потрясенный внезапно пришедшим осознанием, Турукано пытался заставить себя найти в себе силы, чтобы ответить на гневные речи короля. Он искал слова и не находил их. И тут услышал последний вопрос Тингола.
- Я не могу ответить на твой вопрос, государь, - глухим голосом произнес нолдо, при этом подняв на собеседника глаза, в которых читалась мука, отчаяние и потрясение, - потому что сам не знаю этого ответа. На моих руках нет крови твоего народа. Я никогда не смог бы этого сделать, потому не смогу объяснить, что заставило так поступить тех, кто на это решился. Мы прибыли слишком поздно... И я... я не могу сказать, что в моих силах было это остановить...
Он сглотнул подступивший комок и продолжил:
- Я понимаю, что теперь ты не поверишь ни одному моему слову, и это было бы справедливо. Я не рассчитываю на снисхождение. Но если ты позволишь, объясню, почему я не сказал всего тогда, когда был должен это сделать. Это не оправдание. Но не хочу, чтобы ты считал нас с Инголдо вероломными обманщиками. Это не так...

Король разрешил ему говорить, и это была наибольшая милость, на которую можно было рассчитывать в сложившейся ситуации. Турукано понимал это и был благодарен. И за то, что его обещали выслушать. И за то, что разрешили говорить. Говорить о том, о чем он сам молчал долгие месяцы, но остро чувствовал, что не может больше молчать. Не теперь. Не после того, что случилось с ними в этих чужих для них землях. Майтимо попал в засаду и брат отправился за ним неизвестно куда. Незнакомый брат короля Ольвэ, родного дедушки Инголдо, у которого Турукано вместе с другом проводил немало времени, по первой просьбе оказал им помощь и поддержку. Их отряд также нарвался на засаду и совершенно посторонние им синдар, сопровождавшие их по приказу Тингола, самоотверженно сражались, защищая их. Многие из них погибли, а сам нолдо не отправился в Чертоги Мандоса только благодаря целителям Дориата – до своего лагеря едва ли он успел бы добраться живым. Все это, первая пролитая кровь, первые убитые в схватке, неожиданная встреча с дочерью – самым дорогим для него существом – и осознание, что то, что он делал якобы ради нее, вовсе таковым не являлось. Ложь во спасение не была спасением. А подлость, совершенная из страха того, что собеседник может оказаться подлецом, не становилась от этого меньшим злом. Как оказалось, Тингол оказался выше и благороднее их самих, ибо он сейчас оказал ему доверие, в котором они ему изначально почему-то отказали. И это при том, что Нолофинвион был объективно сейчас виновен, а владыку Дориата тогда они видели впервые и не имели оснований подозревать его в таких гнусностях.
Было стыдно и страшно от осознания того, как низко они опустились. Альквалондэ было не единственным их преступлением. Они разучились верить друг другу, зло глубоко проникло в их сердца и души, и если они немедленно не примут никаких мер, то проклятие Намо Мандоса окажется очень даже реальным и справедливым. И именно в этот момент Турукано понял, что заставило его лично усомниться в благородстве незнакомого короля. Раньше ему бы это и в голову не пришло. Однако теперь… Феанаро, который без лишних колебаний поднял оружие против давних друзей только за то, что они посмели ему возразить, и Тингол, имевший право карать, но дающий возможность оправдаться. Неужели один пример недостойного поведения навсегда убил веру, которая воспитывалась в нем с детства?
Турукано молчал, лихорадочно пытаясь справиться со всем тем осознанием, которое внезапно его накрыло. Он понимал, что молчание затягивалось и могло быть понято неверно. Он понимал, что был обязан говорить. Он понимал, что просто не сможет жить с этим, если не объяснится сейчас раз и навсегда. Дипломатическая миссия… К Морготу эту миссию, если она делала их подлецами и негодяями! Все должно быть четко и понятно – или друзья, или враги. От друзей не должно быть тайн, а с врагами было не о чем разговаривать. Нолдо принял решение и поднял глаза на собеседника уже более уверенно и спокойно.
- Я расскажу все, что знаю, государь. Так, как рассказал бы королю Финвэ, если бы мог. И тебе решать, верить мне или нет.
Турукано потемнел лицом, было видно, что он действительно возвращается к тяжелым для себя воспоминаниям, а не пытается придумать приемлемое объяснение исключительно для удобства собеседника.
- Нолдаран отправился первым. Мы должны были выступать следом за ним. Мой брат и отец… Отец вообще был против этого путешествия. Он не считал, что месть так уж необходима, хотя он любил дедушку не меньше Феанаро. Однако большая часть нашего народа выразила желание идти, и отец не хотел оставлять их одних. Да и мы с братьями с детства мечтали увидеть новые земли, а это представлялось хорошей возможностью… - нолдо замолчал, понимая, как нелепо теперь звучало то, что он говорил. А ведь это было чистой правдой.
- Я должен был следить за обозами и шел в арьергарде. Третий Дом следовал уже за нами. Когда мы прибыли в Альквалондэ, там уже все было кончено… Я до сих пор не знаю точно, что именно там произошло. Но говорили, что нолдаран потребовал у короля Ольвэ дать ему корабли, чтобы переправиться через море, а тот якобы отказался. Отец пытался остановить сражение, но у него ничего не вышло. А мы… мы оказались на улицах, залитых кровью и заваленных телами убитых. Я знал их всех, и тех и других. Я не ищу себе оправдания, но я был в шоке. Мне было настолько больно от того, что я увидел, что я почти терял рассудок, отказываясь верить, просто отказываясь… А Инголдо пришлось еще хуже, ведь он – сын обоих народов, некогда считавших друг друга братьями. Мы пытались оказывать помощь, но никто не хотел нашей помощи… А потом пало проклятие… Многие решили остаться и подчиниться воле Стихий, но как я мог остаться, понимая что мой отец и братья, не по собственному желанию оказавшиеся в этой ситуации, должны будут уйти и уйти навсегда?! Многие боялись гнева, другие опасались ненависти и мести, кого-то останавливал ужас от содеянного и чувство вины. А я понял, что прежней жизни уже не будет, и мы должны были уйти, потому что только так оставался шанс выстроить что-то новое взамен разрушенного тогда. Мы пошли не за Феанаро, как предрекал Судия, у каждого была своя собственная причина.
А что касается лжи… Да, это целиком и полностью наша вина, о которой я ужасно сожалею и благодарю судьбу за то, что у меня появился шанс исправить это. Ты принял нас радушно и искренне, но я боялся, что ты не захочешь нам помогать, узнав правду. Весь народ, женщины и дети, которые ни в чем не виноваты, могли погибнуть из-за того, что сделали другие. Я полагал это правильным, но я ошибался и глубоко раскаиваюсь в своей ошибке. Там в лагере у меня остались родители, брат, сестра, жена и дочь. Та самая, что приехала сюда со мной сейчас. Ради нее… ты тоже отец, государь, возможно, ты сможешь меня понять. Я думал, что солгал ради ее спасения. Но это было не так. Я лишь потерял твое доверие и уважение, и это самое большее наказание для меня, ибо я безмерно уважал тебя еще до того как увидел…

Резкий ответ короля прозвучал как пощечина, только сразу отправляющая в нокаут. Турукано вздрогнул и побледнел, ему казалось, что это не он рассказывает Тинголу как все было. Это принц нолдор в этом зале внезапно узнавал правду. Правду, которую раньше он просто не желал замечать. Женщины и дети...
- К счастью, я не видел их сам, но не смогу поручиться, что в этом... - он хотел сказать "бою", но не смог и закончил иначе, - в этой резне никто из них не пострадал.
Хотелось верить, что их было не так много, случайных жертв. Хотелось верить, что их вообще не было. Но они были! Хуже того, все жертвы этой бойни были, по сути дела, случайными. Настало время называть вещи своими именами.
Следующий вопрос владыки Дориата оказался не менее неожиданным для Турукано. Он никогда не произносил этого вслух и никогда не проводил такой черты. Он запретил себе думать об этом, потому что полагал, что не имеет права судить тех, кто там был, ибо самого его там не было. И это отсутствие тоже не было его заслугой. Случайность, подарок судьбы или насмешка? Оказавшись тогда в Гаванях, эльда сожалел, что опоздал, и страшился того, что мог бы успеть одновременно. И именно тогда он сказал себе, что судить о произошедшем могли только те, кто был там, кто являлся непосредственным участником событий, а не стоял в стороне, неважно по какой причине. Он боялся отделять себя от отца и брата, а их от него самого. Ему казалось, что если только он так подумает, это будет предательством с его стороны.
Однако выходило иначе. Он не имел права судить, но ДОЛЖЕН был сделать свой выбор, от которого так старательно все это время уклонялся и все же не смог уйти. Нельзя было остаться в стороне, ибо вариантов было только два - осудить или одобрить. Одобрить, значило оправдать. Объяснить бессмысленную и жестокую гибель многих какими-то великими и уважительными причинами. А оправдать значило принять на себя эту вину и эту кровь.
Или же следовало назвать вещи своими именами. Провести черту. И оказаться по одну из ее сторон. Из этого не следовало, что нужно было отказаться от отца и брата. Это не значило, что по одну сторону окажутся "чистенькие", а по другую те, у кого "руки по локоть в крови". Это значило, что по одну сторону встанут те, кто ужаснется содеянным и осознает в глубине души, что никогда, никогда в жизни он не прольет крови братьев. И не так было важно, делал он это уже и глубоко раскаялся, или не пришлось, и решение было чисто теоретическим, но оттого не менее важным. По эту сторону стоял сейчас король Тингол, глубоко разгневанный и убитый горем, но все же справедливый и благородный правитель. По логике Альквалондэ он давно уже должен был выхватить меч и положить всех нолдор, кто попадется ему под руку в одном запале. Но он следовал иной логике. Той, которая была дана им изначально от сотворения мира.
Но были и те, и теперь Турукано это отчетливо осознал, которые до сих пор считали, что все произошедшее стоило загубленных жизней и исковерканных душ. Кто ни капли не раскаивался в содеянном и не колеблясь повторит это снова, снова и снова. И на месте телери окажется любой, кто посмеет встать на их пути. Разве не к этому призывал их новоиспеченный нолдаран еще в Тирионе? Он исполнил свое обещание. Только почему этого никто так и не понял?!
- Мой младший брат - целитель, - глухо уточнил нолдо, окончательно добитый не столько словами короля, сколько собственными внезапно сделанными выводами и открытиями. - Он не поднял бы ни на кого оружие даже ценой собственной жизни. Он пытался помочь им всем... Мы едва не потеряли его тогда.
- Однако если говорить по существу, - сухо подытожил Турукано, чувствуя, что он сделал шаг и обратного пути для него уже не будет, - то да, во всем этом принимали участие верные Первого Дома, пришедшие с нолдараном, и наши, следовавшие с отцом и Финдекано. Брат говорил мне, что когда они приехали в город, повсюду шел бой, и они так и не смогли разобраться, что происходит до того, как все закончилось.
- Что касается проклятия, - Турукано первый раз за весь разговор усмехнулся, только вышло это криво и зло. - Стихии не вмешались в происходящее, но Намо огласил свой приговор для всех, кто последует за Феанаро. Только тогда мы поняли его совершенно иначе. Нам казалось, что нас обманули. Что нас пытаются запугать и заставить свернуть с пути, остаться и заглаживать свою вину, столкнуться с ненавистью бывших друзей. И мы пошли вперед, полагая, что бросаем вызов, что идем за родными и близкими, что покидаем кошмар Альквалондэ, бежим от горя и боли, что Валар отвернулись от нас и наказание было слишком жестоким. Однако только сейчас я понял, что речь шла не об этом. Это был не приговор, - предупреждение. Смерть и гибель ждет тех, кто пойдет за Феанаро. Но не в прямом смысле этого слова, а совсем иначе. Кто пойдет за ним тем же путем, что и в Гаванях, действительно обретет только смерть. Кто назовет свершившееся правильным поступком - погубит себя, независимо от того, останется ли в Благословенных землях или же уйдет на другой конец мира. Мы оказались слишком глупы и самонадеянны и не услышали обращенных к нам слов.

В ответ король был немногословен. И Турукано выслушал его молча. И потому, что ему нечего было на это сказать. И потому, что сказанное Тинголом показало ему всю ситуацию с абсолютно другой стороны, и он еще просто был не в состоянии осмыслить это все и сформировать собственное мнение. Кроме того, нолдо привык прислушиваться к мнению более опытных и мудрых, чем он сам. Не слепо следовать, но и не отбрасывать сразу же только потому, что чужое мнение не совпадало с твоим. Отец научил его слушать и слышать, думать и делать выводы, и хотя нельзя было сказать, что Нолофинвион никогда не ошибался, он старался следовать полученным знаниям и не спешить с принятием решений.
Владыка Дориата, судя по всему, следовал тем же принципам. Как бы он ни был разгневан, он нашел в себе силы выслушать все, что собеседник пожелал ему сказать, и даже после этого не торопился оглашать приговор. Тишина была напряженной, но Турукано ждал ответа спокойно, ибо не сомневался, что он будет в любом случае справедливым. Наконец Тингол принял решение и озвучил его присутствующим. В пустом зале его слова звучали еще более эффектно, чем можно было ожидать. Казалось, что стоявший у трона синда ожидал приговора гораздо более напряженно, чем тот, кому он, собственно, предназначался. Турукано же слушал Тингола так, как обычно слушал собственного отца – с глубоким вниманием и уважением и притом заранее зная, что слова будут мудрыми, даже если не всегда приятными.
- Благодарю тебя за понимание, - сказал нолдо с легким поклоном, принимая сказанное. – Твое решение абсолютно справедливо, я должен это признать. Тем более, что мы с Инголдо не имели права просить помощи от имени того, кто никогда в жизни не подтвердит никаких наших обязательств, а я теперь не возьмусь поручиться за него. Мне следовало учесть это ранее. Мы находились в отчаянном положении, но это ни в коей мере нас не извиняет. Я передам твои слова нолдарану, но не могу предвидеть, какой будет его реакция. – Турукано, говоря все это, взгляда не отводил, и в его глазах отчетливо читалось, что в реакции Феанора он, как раз ни минуты не сомневается, но не собирался брать эту ответственность на себя. Больше не собирался. Жесткая решимость, еще не до конца оформившаяся, но уже занявшая свое место в его душе, сквозила теперь и в интонации, и в каждом слове, и даже в тоне голоса.
Он передаст, а уж как решит поступить нолдаран – было личным решением Феанаро. От его подданных это ни в коей мере не зависело. Но зато от них зависело, как они сами отреагируют на это решение. Только благодаря Тинголу Турукано смог, наконец, это понять. Они не должны были молчать, когда были не согласны, и оставаться в стороне, когда следовало принимать меры. Владыка Дориата был прав, они называли Феанора своим королем и следовали за ним, а значит, несли полную ответственность за его решения и действия, потому что одобряли их, напрямую или пуская все на самотек. Тингол отказал им в помощи вовсе не потому, что желал им отомстить. Они не имели права на помощь и дружбу, полученные обманным путем. Они не имели права получить прощение, даже не попросив о нем. И если не все из них были виновны в братоубийственном кровопролитии, каждый из прибывших сюда с Феанаро нес ответственность за свой выбор. Они проявили трусость и малодушие, когда фактически бежали из растерзанного Альквалондэ на кораблях, оплаченных кровью мореходов. Они боялись остаться и взглянуть в глаза правде и справедливости. Они боялись того, что нолдаран обвинит их, что они не желают идти в битву со злом и недостойны памяти погибшего Финвэ. А они оказались недостойны его памяти именно потому, что были трусами и эгоистами, а еще и подлецами, потому что нашли себе оправдание и вполне им удовлетворились. Они бежали вместе с Феанаро, бежали от себя, а от себя убежать было невозможно. И вот эту вину требовалось если не искупить, то хотя бы признать. Это было справедливо и правильно. Об этом сказал им Намо Мандос, но они предпочли просто не услышать его. Что ж, теперь придется платить за свои решения и поступки.
- И я думаю, что Инголдо и остальные твои родичи будут рады прийти сюда иначе, нежели это уже произошло. Я благодарен, что и я оказался удостоен чести быть приглашенным в твои земли. Я действительно ценю это и надеюсь больше твоего доверия не потерять. – Турукано на мгновение задумался, а потом добавил, - Не знаю, откуда тебе стало известно обо всем, однако должен сказать одну вещь. То, что мы сказали про твоего брата – чистая правда, мы не смогли бы солгать по такому вопросу. Инголдо видел его собственными глазами перед отъездом. Однако эта информация принадлежала только его семье и была доверена мне как лучшему другу. Вначале мы скрывали это, заботясь о благополучии Ольвэ и его близких. А потом как-то так и сложилось, что информация не вышла за рамки нашего круга, я сказал только отцу. Поэтому вполне возможно, что ты получишь извести о гибели твоего брата – то, что известно всем остальным. Мне нечем это доказать, но я говорю правду.
- Прошу прощения, государь, но должен ли я понимать, что мы немедленно должны покинуть пределы Дориата, или ты позволишь нам остаться еще на какое-то время, пока я буду в состоянии уверенно сесть в седло? И еще один вопрос: ты отзовешь ту помощь, которую уже оказал нам? Я имею в виду тех из твоих эльдар, которые направляются сейчас в наш лагерь вместе с Инголдо и остальными, тех, которые везут карты и указания, которые должны были помочь нам выбрать лучшее место для лагеря и поделиться другой необходимой нам информацией? Многие из них погибли в стычке с темными тварями, которые попались нам по дороге. Нескольких раненых привезли вместе со мной. Но некоторые продолжили путь. Как ты поступишь с ними?
- И, - глаза Турукано блеснули решимостью, и он порывисто добавил, - все, кто остались живы в том сражении, обязаны жизнью в том числе самоотверженности твоих воинов, как живых так и погибших. Я принимаю на себя этот долг и буду готов вернуть его любому, кто потребует его возвращения от твоего имени.

Как ни странно, король поверил его словам про своего брата. И не только потому, что хотел в это верить. Нет, Турукано видел и чувствовал, что его искренние слова получили адекватный отклик.
- Инголдо был у своего деда перед отъездом. Я никогда не расспрашивал у него подробностей, но из того, что мне известно, никто из семьи не пострадал. Отец Инголдо и его мать остались в Альквалондэ, чтобы помочь и поддержать. Они приходили проводить своих детей... Думаю, что Инголдо мог бы рассказать больше, чем я, прости! Я очень хорошо знаю короля Ольвэ и его семью, но мне кажется, что это не совсем то, что тебе сейчас хотелось бы услышать.
Выслушав ответ на свои вопросы, Турукано помрачнел, но согласился.
- Это было бы справедливо. Твои подданные тоже имеют право знать правду. И не беспокойся за их судьбу. Они отправились с Инголдо. Я уверен, что он не допустит ни малейшей несправедливости. Для пущей уверенности, если у тебя есть возможность им об этом сообщить, скажи им, что они могут полностью ему доверять и на него рассчитывать. Пусть они знают, что могут искать у него помощи, поддержки и защиты. Даже если они пожелают уйти, Инголдо не позволит, чтобы им причинили вред. Как и вся моя семья, я думаю, - все-таки добавил он в конце.
Известие об охране нолдо воспринял почти безразлично: это было так неважно на фоне всего остального. Нужно было только объяснить все это Лаурэфину и сделать это самому. Он поймет, однако объяснить было нужно.
- Я готов продолжать разговор столько, сколько потребуется, - отклонил предложение об отдыхе Нолофинвион. Он устал, конечно, но не настолько, чтобы был не в состоянии держаться на ногах. Тем более, что вопросы, о которых шла речь были более чем серьезные. Однако вопрос короля вызвал серьезное замешательство: а это-то здесь при чем???
- Мы говорили тебе об этом, когда только прибыли сюда, - с трудом скрывая удивление ответил Турукано, - и я не совсем понимаю, почему этот вопрос возник теперь, но если ты желаешь, отвечу еще раз. Мой старший брат сообщил мне, что старший сын нолдарана Нэльяфинвэ отправился в разведку и по всей видимости попал в плен. Мой брат отправился на его поиски, они друзья, очень близкие. Я узнал об этом уже по дороге сюда и, наверное, должен был вернуться, но отец велел нам продолжить путь, ибо это было важно... Я теперь понимаю, насколько это было важно на самом деле, но совсем по другой причине... Но все-таки, я могу узнать, почему ты спросил об этом именно сейчас?
Турукано обратил внимание, что синда, стоявший подле тона короля, стал прислушиваться к разговору более внимательно, и это запутало его еще больше.
- Вам... - нолдо запнулся, - что-то известно... об этом, да?

Предложение сесть было неожиданным и вызвало у Турукано противоречивые чувства. Он отдавал себе отчет в том, что его плачевный вид, как он ни старался держаться как ни в чем не бывало, вызывает жалость, а именно это было ему глубоко неприятно. Кроме того, обстановка в тронном зале не располагала к тому, чтобы сидеть было комфортно. Возможно, тем, кому места предназначались, да, но у гостя, едва только сменившего статус обвиняемого, это вызывало неловкость и неудобство. Однако нолдо реально оценивал свои силы и был вынужден согласиться. Кроме того, было крайне глупо отказываться от предложения, тем самым демонстрируя не самые дружеские и теплые чувства. Турукано медленно прошел к указанному месту, стараясь не хромать, и с физическим облегчением опустился на кресло.
На слова о судьбе синдар, отправившихся в лагерь нолдор, Тингол отреагировал резко и негативно. Однако Нолофинвион не успел проанализировать, в чем была его ошибка, потому что сам не менее оскорбился на реакцию короля. Он даже попытался подняться с места, но заставил себя не вставать.
- Я не сомневаюсь, что он именно так и поступит! - не менее резко ответил Турукано, не думая в данный момент ни о какой дипломатии. Если бы речь шла о нем самом, он, возможно бы и промолчал, полагая, что заслужил упрек и недоверие. Однако допустить, чтобы сомневались в Инголдо! - Он никогда не допустит ничего такого, однако может так статься, что он просто не будет знать о том, что кто-то нуждается в его помощи. Я имел в виду только это. - Сухо закончил эльда, не в силах скрыть обиду за друга.
Дальше речь зашла совершенно о другом, хотя король так и не ответил, почему ему непременно теперь нужно было знать имя Майтимо. Аралин... Имя казалось знакомым, но Турукано не мог знать в лицо и поименно всех верных Первого Дома, хотя близкое окружение лучшего друга своего брата, конечно, же знал. Сейчас же память его, кажется, подводила. Впрочем, не так важно было, знал он этого сбежавшего из плена воина или нет. У него была информация о Майтимо, может быть, он что-то знал и о Финьо...
- Однако мне странно, что сбежав из плена, Аралин оказался в Дориате, когда логично должен был вернуться в лагерь, - заметил Турукано, пытаясь понять, что же хочет сказать ему всем этим Тингол.
- А ты полагаешь, что сбежать из плена так просто? - раздался неожиданный хриплый голос стоящего у трона воина. Он определенно был воином по осанке, жестам, поведению. - Думаешь, там есть широкий выбор для всех желающих? Прошу прощения, государь... - синда оборвал себя и виновато посмотрел на короля.

Король не рассердился на неожиданную эмоциональную вспышку нолдо, а усмехнулся, уверенно и насмешливо. И Турукано с пониманием взглянул ему в глаза, чувствуя, как от обиды не осталось и следа. Зря он вскинулся, Тингол не намеревался оскорблять ни его, ни Инголдо. Однако... Однако давал понять, что ситуация изменилась. Точнее не так: здесь она изначально была иной. Телери не были воинами, они не особо увлекались оружием даже после того, как оно стало распространяться среди нолдор. Подданные владыки Дориата давали сто очков вперед каждому из них, потому что у них за спиной были годы, столетия кровопролитной войны с тварями Моринготто, и недавнее сражение только подтвердило это. И теперь попытка что-либо решить силой будет иметь совершенно иной результат. Хотелось бы верить, что нолдаран сможет это понять без практических упражнений, ибо тогда может оказаться уже слишком поздно. Тингол был несомненно могущественным, а вот союзником или противником во многом зависело от поведения самих гостей из-за моря. На данный момент они его дружбу потеряли. Впрочем, нельзя было строить прочные взаимоотношения на лжи и обмане. И, честно говоря, было хорошо, что все выяснилось сразу, не дав ситуации зайти слишком далеко.

Неожиданное вмешательство в разговор до той поры молчавшего воина Турукано весьма озадачило. Синда не был представлен, однако оказался единственным допущенным на эту аудиенцию зрителем. Странный сопровождающий явно не был охранником, тот не позволил бы себе подобного поведения при своем короле, да и не походил он на рядового воина. Было в нем что-то такое, что показывало его право тут находиться. И в то же время этот синда не был им представлен в прошлый раз, ни разу не попался на глаза. Он имел право вмешиваться в разговор, ибо Тингол не рассердился, а напротив, предложил ему продолжать. Что за всем этим скрывалось? Не хотелось верить, но неужели не только они что-то скрывали от владыки Дориата? Турукано поспешил отогнать от себя эту мысль. Однажды они уже совершили ужасную ошибку, подозревая Тингола в подлости. Трудно было сказать, но что если бы он иначе отреагировал на их просьбы о помощи, если бы они были честны с ним с самого начала? Что если бы тогда он в своей дружбе не отказал? Впрочем, об этом думать было уже поздно. А вот начинать подозревать, ни в чем не разобравшись, тоже было чревато неприятностями. Не желая совершать очередную ошибку, Турукано ничего не ответил на резкий выпад незнакомца, решив подождать, что будет дальше.

Галадон поднял глаза на дядю, выслушал его вопрос, посмотрел на гостя, а потом снова на короля.
- Прошу прощения, государь, решать, конечно, не мне, но мне не хотелось бы обсуждать Аралина за его спиной. Если лорд пожелает получить от него какие-то ответы, мне кажется, он сам мог бы его спросить. А если ты хочешь услышать мое мнение, то я просил бы разрешения изложить его тебе в приватной беседе. Тем более, что ничего значимого, - принц сделал акцент на последнем слове, - я сообщить не смогу.

Турукано посмотрел на говорящего с еще большим удивлением. Ему показалось, или представитель народа Дориата защищал верного Первого Дома? Чего такого наплел ему этот Аралин?! И кто он вообще такой?! Что он тут делал и какое отношение ко всему этому имел сам Тингол? Интересно, получит ли он ответы хотя бы на половину из этих вопросов?!

То, что король сказал дальше, окончательно сбило Турукано с толку. Он этикетно отреагировал на представление, но сделал это практически машинально. Этот странный воин был племянником короля? Нет, определенное сходство между ними, конечно же, было, но нолофинвиону было не до того, чтобы разглядывать молчаливо стоявшего у трона до тех пор, пока тот сам не вмешался в разговор. Однако выходило, что верный Майтимо каки-то образом бежал из плена, после чего как-то очутился в Дориате, где его приняли с распростертыми объятиями, судя по тому, КАК о нем говорил этот самый племянник короля и сам Тингол. В это можно было бы поверить, если бы правда об Альквалондэ так и не всплыла, но ведь присутствующие в этом зале, по крайней мере, были более чем осведомлены на эту тему. Откуда? Аралин рассказал? Невероятно. Зачем ему себя оговаривать? Или его вынудили? Тоже неправдоподобно, ибо откуда в Дориате могли знать, что об этом вообще нужно спрашивать?
Запутавшись, нолдо понял, что ведет себя невежливо, с подозрением уставившись на Галадона, который в ответ смотрел на него с нескрываемой неприязнью. Конечно, было за что, но все же...
- Да, я хотел бы с ним поговорить, - медленно ответил Турукано, тщательно взвешивая слова. - И был бы очень благодарен за это...

- Думаю, что Аралин сейчас как раз в лазарете, - довольно резко сказал Галадон, задержавшийся с ответом на вопрос короля, а теперь будто бы торопившийся исправить эту досадную оплошность. - Я сообщу ему, что с ним хотят побеседовать.
Синда злился, настолько сильно, что с трудом сдерживал себя в рамках вежливости. Турукано недоуменно посмотрел на него: ему показалось, или принц Дориата не особо жаждет его встречи с загадочным Аралином? И что за всем этим скрывается, хотелось бы знать?! Однако не стоило поддаваться эмоциям самому. Турукано заставил себя перевести взгляд на Тингола:
- Я позволил бы себе просить, чтобы мы могли поговорить с ним где-нибудь, где нам никто не мог бы помешать. Признаюсь, мне много нужно у него спросить, но я не хотел бы посвящать во все это свою дочь. Сначала мне нужно самому разобраться во всем...

Галадон как будто бы отвечал на вопрос короля, на самом деле он разговаривал в тот момент только с лордом Турукано, так был назван этот чужеземец владыкой Дориата. Хромой лорд из-за моря не был ему представлен. В начале ситуация не располагала к церемониям, потом это делать было уже как-то нелепо. Самого же племянника Тингол в конечном итоге представил гостю, хотя Галадон предполагал, что сделал это он не столько из вежливости, а для того, чтобы разрядить возникшую напряженную ситуацию. Однако едва ли она могла бы так легко разрядиться. Принц знал, что он был более чем предвзят, хотя и обещал другу избавиться от предвзятости. Он винил себя за это нелепое глухое раздражение, которое он испытывал к лорду нолдор, считал себя неправым, но когда заметил, что и чужеземец тоже настроен к нему не самым дружелюбным способом, несколько опешил. Он-то почему? Его подозрения оказались верны, и этот самый лорд питал к Аралину не особо теплые чувства? Или же было что-то еще, что-то важное, что они оба с дядей упустили?
За всеми этими мыслями Галадон не заметил вопросительного взгляда, брошенного на него королем. Ему удалось оттянуть встречу этого лорда с Аралином, и это, по крайней мере, уже было хорошо. А там видно будет. Хорошо хоть не потребовал вызвать его прямо сюда, хотя побоялся, наверное, задавать вопросы при посторонних. Отношения в народе нолдор, которые рисовались дориатскому принцу в воображении, почему-то попахивали чем-то не очень хорошим и явно давали фору даже темным. С чего он так решил, едва ли было можно объяснить, однако будущее Аралина казалось ему в этот момент более безрадостным, чем когда они шли в Дориат, гадая, что решит на его счет Тингол. Однозначно, но дяде Галадон доверял в этом плане гораздо больше.

Восприятие действительности в сложившейся ситуации было до предела обострено, поэтому несмотря на усталость и свои собственные мысли, Турукано все же заметил, что владыка Дориата был явно чем-то удивлен или озабочен. Чем именно? Король вел себя так, будто бы позволял племяннику говорить, что тот хотел, но при этом было похоже, что Тингол в какой-то степени сам не знал, что скажет его родич и подчиненный. Между ними не было согласия, или они просто не успели договориться?
С Аралином ему разрешили встретиться с позволения целителей. Вот как? В Менегроте оказывали помощь тому, кто, вне всякого сомнения, участвовал в резне? Почему? Они тут ко всем такие сердобольные или это был особый случай? Впрочем, гадать не было никакого толку. Нужно было поговорить с верным Майтимо, а там уже делать выводы.
Тем более, что стоило внимательнее отнестись к тому, о чем говорил король, и, главное, как он это делал. Турукано выдержал взгляд Тингола, хотя бы потому, что ничего не собирался от него скрывать. Никогда больше, а тем более сейчас. Если он и подозревал кого-то и в чем-то, то уж точно не его. Нолдо не смог бы объяснить, что им двигало, но он почему-то верил владыке Дориата и не допускал даже мысли, что тот в свою очередь мог бы иметь намерение его обмануть.
- Мне нечего скрывать более ни от тебя, ни от твоего народа, - спокойно сказал Турукано, решив озвучить несказанное, чтобы окончательно прояснить ситуацию. – Я сказал все. И для меня большое значение имеет то, что ты мне поверил. Еще раз поверил. Не думаю, что есть в мире что-то, ради чего я смог бы пренебречь этим. И не думаю, что я способен позабыть, что твой народ не единожды уже спас мне жизнь. Что касается моей дочери, я вполне доверяю ей, но мне бы не хотелось посвящать ее во все подробности, которые ее попросту не касаются. Допустив же, чтобы она оказалась невольной свидетельницей разговора, не предназначенного для ее ушей, я поставлю себя перед выбором или солгать ей, чего я никогда не делал, или поведать ей о вещах, которые ей не предназначены. Не будучи вправе распоряжаться не в своем доме я лишь просил разрешения на приватность.
Получив позволение уйти, Турукано тяжело поднялся на ноги.
- С первого дня моего возвращения сюда я искал этого разговора, - признался он тихо, - и я благодарен тебе, государь, что он состоялся. Мне было тяжело жить с этим камнем в душе.

Галадон, который тоже вознамерился уходить, взглянул на Тингола с удивлением и плохо скрываемым недовольством, однако ничего не сказал и остался на своем месте, продолжая провожать гостя настороженным и крайне неприязненным взглядом.

Отредактировано Турукано (2015-04-21 11:59:36)

Галадон

Дядя не дал ему уйти, а напротив предложил сесть, подчеркивая, что разговор будет некоротким. Галадон обвинил во всем свою несдержанность: и что ему стоило менее открыто выражать свою неприязнь, тогда королю было бы не к чему прицепиться?! При этом принц злился, очень злился, но в большей степени на себя самого. А куда и зачем он собирался бежать? Спасать Аралина от его же собственного лорда? Так не было похоже, чтобы этот полуживой чужеземец был в состоянии причинить вред кому-то, прошедшему Ангамандо. Несомненно, он имел намерение, непонятно чем вызванное. Но с другой стороны Аралин был вполне в состоянии о себе позаботиться и за себя постоять. «И больше ты ему не нужен…» - с жестокой очевидностью пронеслось в голове. Вот причина всех твоих метаний. Ты просто не хочешь и боишься потерять друга, которого только недавно обрел. Но ты все равно его потеряешь… Он должен будет уйти к своим. А ты – не свой. Ты ему не нужен…
За всеми этими мыслями Галадон не услышал слов, с которыми к нему обращался Тингол. Он послушно занял указанное место, однако ничего не ответил и глаз не поднимал до тех пор, пока не понял, что дядя ждет ответов на свои вопросы, которые племянник соизволил просто прослушать.
- Прости… - выдавил принц, когда молчание затянулось. – Я… я не расслышал, что ты сказал… виноват…

Галадон

Дядя взял его за руку и заговорил, с беспокойством заглядывая в лицо.
- Я... нет, мне ничего не нужно... - машинально ответил принц, пытаясь собраться и взять себя в руки. - Я... здоров...
"Об этом ты можешь рассказывать кому-нибудь другому", - вдруг пронеслось в голове. Если ты в состоянии передвигаться, трудно сказать, что ты пышешь здоровьем. Особенно учитывая, что целитель, который помогал им еще там у границы, вполне мог доложить королю о реальном состоянии его племянника. Однако Тингол действительно переживал, и Галадону показались не вполне хорошими манипуляции на эту тему. Он виновато посмотрел на дядю:
- Прости, я понимаю, что ты беспокоишься. Я достаточно здоров, чтобы это не угрожало моей жизни и не мешало исполнять свои обязанности. - Внезапно принц опустил глаза и тихо добавил, - я обращусь к целителям, когда... когда буду готов к этому. Мне... я... я не могу об этом говорить пока. Не хочу, чтобы возникали вопросы... Знаешь, иногда хочется все это кому-нибудь выложить со всеми подробностями. Кажется, что тогда хотя бы можно будет спать по ночам, не возвращаясь снова в эти кошмары. А иногда я понимаю, что не в состоянии говорить на эту тему, не хочу, чтобы кто-то видел, знал, спрашивал... Не хочу сочувствия, жалости... или отвращения. Понимаешь? Я отправлял Аралина в лазарет, Владычица сказала, что ему можно помочь, а сам малодушно не могу на это решиться.

Галадон

- Спасибо, - тихо сказал Галадон и наконец решился снова поднять взгляд. Он был очень благодарен дяде за предложенную помощь, за понимание и не находил слов, чтобы адекватно выразить все это в ответ. Кроме того, было так странно говорить с ним об ЭТОМ. Тингол действительно был для Галадона очень близким, во многом даже лучше его понимающим, чем отец и мать. Так сложилось, и это всех устраивало. Если честно, эльда не представлял себе, что мог бы завести подобный разговор с родителями. Да никогда! Однако с дядей на этот раз тоже не выходило гладко. Рассказать ему было не стыдно, как другим. Но рассказать ему это как бы тащить его туда с собой, в эту грязь, в этот кошмар. Конечно, он предложил свою помощь и согласился. Но вот правильно ли было ее принимать? Или все же оградить короля от всего и выкарабкиваться самому? Вот Нэнлас обещал остаться... Хотя нет, другу самому нужна помощь, нечего его еще и своими проблемами грузить.
- Я не знаю, хочу ли я этого на самом деле, - честно признался принц, - если когда-нибудь решусь, я буду помнить о твоем предложении. Я хотел бы обо всем забыть, но боюсь, что это просто невозможно. Я должен научиться с этим жить. Только тогда мой плен закончится на самом деле. А насчет целителей... - неожиданно Галадон улыбнулся, - все со смеху помрут, если ты за ручку приведешь меня в лазарет. Придется справляться самому. И не только с этим...
Эльда снова помрачнел и осторожно высвободил свою руку из дядиной.
- Твое решение о запрете мне покидать пределы Дориата окончательно?

Галадон

- Извини, - растерялся Галадон в ответ на возмущенную реакцию короля, - наверное я ожидаю, что все станут надо мной смеяться и меня осуждать потому, что я сам себя осуждаю и кажусь себе смешным и жалким. А другие тут вовсе не при чем и не виноваты.
А вот ожидая возмущения на свой следующий вопрос и получив вполне спокойный ответ, принц и вовсе на мгновение впал в ступор: после плена он стал совсем неадекватный и ожидает от других поведения, совершенно для них нехарактерного, или сам ведет себя как маленький ребенок.
- Я... - с трудом собираясь с мыслями, пояснил Галадон, - я признаюсь честно, осознание того, что твоя свобода ограничена, невероятно тяжело для меня теперь... не знаю, навсегда ли это, но сейчас меня очень тяготит твой запрет даже сам по себе. Однако я спросил не просто так. Судя по тому, о чем вы тут сейчас говорили с этим... гостем... в самое ближайшее время им придется уехать отсюда, а дороги небезопасны, и если они поедут одни не зная дороги, они снова попадутся и хорошо еще, если смогут избежать моей участи... А Аралин... он больше в плен не пойдет, как и никто из нас... лучше смерть, чем это повторить... Я думал, что Аралин сможет остаться здесь до тех пор, пока не выздоровеет окончательно, но теперь полагаю, что ничто его здесь не удержит... - принц помолчал и выдал, - я понимаю, что не имею права просить, однако могу ли я проводить их, если ты позволишь? Кроме того, жестоко отпускать кого-то, кого угодно, в столь опасное путешествие, будучи в состоянии помочь... Для меня это будет нелегко, но нельзя же будет вечно прятаться... от жизни. Позволишь ли? - эльда бросил на дядю умоляющий взгляд, как в детстве, однако на осунувшемся и изможденном лице, на котором остались одни глаза, это смотрелось уже совершенно иначе.