Ему уже было с ней хорошо. Любовь нолдиэ ласкала его лучше самых искушённых рук, её искреннее чистое желание отдаться было дороже предложения сделанного опытной женщиной, что беззастенчиво и изящно раздвигала ноги, её шёпот приковывал сильнее тысячи взглядов стерв, что одним взмахом ресниц заставляли мужчина вставать по стойке смирно. Быть может там, на той стороне роковая женщина была хозяйкой сотен сердец, но здесь, в Ангбаде где подобных было в избытке дороже золота была не страсть, не крики и обжигающий жар что укоренились и в его сердце. Нет, дороже всего была нежность, которую дарили тихо, украдкой и вкушали как редкий и изысканный деликатес. Её можно было укрась у другого, её можно было выманить ложью, но она была лишь тенью того света что дарила ему Куэ. И он чувствовал, как горит под лучами этого солнца точно земляной червяк, которому не повезло оказаться на камне. Но как же сладка была эта мука… как холоду что пьёт тепло чужого тела, так и демону хотелось пить её и пить без остатка. И подобно проклятому он пил и чем больше пил, тем сильнее становилась его жажда, как моряку, испившему морские воды, грозя скорым безумием. Но безумием сладким…
Чумазик благодарила его за ласку, покрывая жёсткое горячее тело мягкими влажными поцелуями. Её неловкое и неуверенное проявление нежности сбивало дыхание, сушило горло и заставляло кровь вскипать. Их объятья стали крепче, тела сплелись плотнее, демон поймал её губы своими, целуя горячо как в порыве истинной страсти, но ни на миг не забывая сколь хрупкое сокровище находиться у него в руках.
Казалось, жар заполнил собой каждый сантиметр тела, а тёплый воздух ныне казался прохладным как сквозняк, но почти совсем не остужал. И лишь на миг разлитую вокруг музыку счастья и наслаждения, любви и желания практически слившуюся в единую хоровую песнь омрачила тёмная нотка. Рогфородрен мгновенно понял её. Пусть она спала, пусть не верила, но память осталась в ней кошмаром, что всплывал порой обрывками стоит только на горизонте мелькнуть похожей тени. «Пусть,» - рассудил он, - «пусть так, пусть было. Ты всё равно не помнишь его, для тебя это лишь сон и пусть Саурон останется для тебя кошмаром как разыгравшееся воображение, как сплетение дурных слов и реальности. Лишь сном ты будешь помнить его, и память станет сном и сгинет в годах. Сотрется точно его и не было… А мне… мне всё равно.»
Но вместе с тем он всё же пытался убедить её в том, что он не плод ей воображения, надеясь на упрямясь, на недовольство тёмными которое стояло меж ними каменной стеной. Надеялся, что она скажет «нет», что он возьмёт её, а она, не дожидаясь конца, отправиться в Чертоги, уйдёт на свободу. Но она не пожелала просыпаться. Такого мужчина за всё это время не встречал ни разу. Она предпочла явь иллюзии сна, предпочла укрыться в мороке от реальности укрыться в том, что обычно является кошмаром. И вновь слова её жгли, точно намеревались сломать внутри что-то и казалось ему, что ломают его самого.
- Они сбудутся, - шептал он, и дыхание его сбивалось, - они непременно сбудутся. Я обещаю тебе.
Губы его лгали. Нолдиэ выбрала сон и пусть он будет прекрасным, пусть она улыбнуться поутру, а не вскочит с жутким воплем, что встрял на полпути в её глотке. И если это сделает её чуть счастливее он готов подарить ей любую лож, любое действие. И пусть Саурон смотрит на это, если ему так нравиться, Правая Рука беспокоил его в это мгновение не так уж сильно. Покрасней мере сейчас он был куда менее значим чем златокудрый комочек в руках, что шептал сладко и хлопал глазами непередаваемо прелестно.
Тогда майа отстранился на мгновение, подцепил пальцами крохотное похожее на шёлковый платочек нижнее бельё и ловко стащил единственное, что оставалось из одежды. Тяжёлая от увлажнивших её соков тряпица пала на пол, точно поверх его мантии, а он, тем временем, уже был в ней, неспешно подаваясь вперёд и позволяя эльфийке привыкнуть к ощущениям. Страсть, наконец слилась с любовью, похотью и желанием, но не было меж ними дисгармонии, лишь огонь, много-много тёплого ласкового огня.
[AVA]http://s018.radikal.ru/i517/1408/12/4740fde71cbd.jpg[/AVA]
