Что Эльвэ пропал, поняли не сразу. Ему и раньше случалось уходить вперед, взяв одного-двух спутников, и никому в голову не пришло хватиться его в первый же день. К вечеру второго уже всерьез волновались, Эльмо выслал два отряда на поиски, сам поехал с третьим.
Они обрыскали в буковом лесу все. Осмотрели и обнюхали каждый куст и каждый лист в поисках нового следа - старый обрывался так, будто брат не то вознесся в небо, не то провалился сквозь землю. Но тщетно! Ни надломленной ветки, ни смятого стебля. Только охотничий лук Эльвэ, небрежно отброшенный в сторону от тропы, - ни скола, ни свежей царапины, ни следа борьбы.
Ольвэ не пожелал остаться, неведомые берега, отсвет которых горел в глазах Эльвэ, возвратившегося из Амана, влекли его, и тревожили странные сны, в которых над тяжелыми изумрудными волнами поднимался к небу грозный муж, похожий на Охотника, и призывно трубил в огромную раковину... Я должен идти, твердил он, и пусть со мной уйдут те, кто не отрекся от желания брата старшего увести нас в беспечальные края. Эльмо принял его решение мрачно и молча, но руки на прощание не подал. Сам же спокойнее чувствовал себя, оставшись по эту сторону моря. Он не вынес бы жизни так далеко от могилы Альдэ. Сперва между ними разверзлась земля, слишком было бы допустить, чтобы еще и разлилась бескрайняя толща воды.
Те, кто остались, продолжали поиски. Но раз за разом на ровном месте они вдруг начинали плутать и с трудом выбирались на знакомые уже пути. Двоих отбившихся от одного из поисковых отрядов едва отыскали две недели спустя, и Эльмо велел оставить растянувшиеся уже на годы поиски. Решение было неподъемным, но он его поднял.
В месте, где сыскался лук Эльвэ, велел сменяться дозорным и ждать возвращения короля, а народ отвел ближе к реке Келон. У воды поселение возвести всегда проще, а для защиты за спиной у них вздымался лес, полный чар.
Ему стали предлагать назваться королем, и Эльмо спросил: "Кто видел брата моего мертвым?". От него нет ни весточки, ни звука уже много лет, услышал в ответ, даже если он не был убит, то давно сгинул в плену. У Эльмо от гнева молоты застучали в висках; если утверждаешь это, покажи бездыханное тело моего брата или укажи на его могилу, а если не можешь ни первого, ни второго, тогда поспеши догнать корабли, на которых Ольвэ уже увел таких же, как ты, к ногам владык Запада; поспеши, ибо в народе моего брата нет места шакалам, которые при первом удобном случае ищут, куда пристроить венец короля.
Ярости его, тяжелой и неостановимой, как горная лавина, многие побаивались, и разговоры о новом короле притихли.
Охотник покинул наши земли, сказал однажды Эльмо, кто знает, где теперь наш враг и что он сделает, узнав, что мы снова беззащитны. Нам нужно быть бдительными. Чтобы заметить любую угрозу за рекой и дальше, круглые деревянные настилы укрепили высоко над землей между могучих буковых ветвей по краю Нан-Эльмот; и эта осторожность среди прочего помогла хранить Эльмо народ его брата. Однако же тягостной для него была невозможность бывать в одиночестве, ибо правитель не может себе позволить удалиться от тех, кто вверился его мудрости. И Эльмо приблизил к себе Даэрона и доверял ему говорить от своего имени.
А потом, когда деревья поднялись совсем высоко, многие тропы поросли кустарником или оказались заброшены буреломом, двое из дозорных возвратились, и Эльвэ был с ними; и шел он не один, а рука об руку с девой. И дивились все, ибо одежда на нем была та же, что в последний раз, когда его видели, и не была ни измята, ни порвана, даже не запылилась, и казался Эльвэ еще выше ростом, чем его помнили, и подданные его возликовали, а сердце Эльмо возрадовалось, когда он узнал брата.
Дева же, шедшая с Эльвэ, была так прекрасна в сиянии своего величия, так щедра сердцем и светла взором, что даже тоска Эльмо по жене как будто сделалась глуше. Он опустился перед ней на колени и назвал своей королевой, а брата просил принять вновь под свою руку его народ, так долго и так упорно ждавший возвращения своего государя.