Галадон

Галадон неудобно повернулся и сразу же проснулся. Все болело гораздо меньше, чем до странного лечения, которое он начал получать в последние три дня, но все же было еще весьма и весьма ощутимо. Он уже и не надеялся, что когда-нибудь боль исчезнет совсем. Синда открыл глаза. Впрочем, сделал он это напрасно: вокруг ничего не изменилось, и кошмар продолжался. Пленник все еще находился в той же камере, в которую его регулярно притаскивали после допросов. Сколько времени это продолжалось, он сказать бы не мог. Иногда ему казалось, что прошло всего несколько дней, а иногда – несколько месяцев, хотя он и понимал, что несколько месяцев в таких условиях он бы, наверное, не протянул. И даже его отличная физическая подготовка не помогла бы. И даже молодой и здоровый организм.

До чего же глупо все вышло! Вот уж воистину это был тот случай, когда он сам был во всем виноват. Чего ему, собственно, не хватало в жизни?! Молодой, успешный, привлекательный. Родич самого короля, проявивший себя неплохим командиром, несмотря на довольно молодой еще возраст. Тингол не раздавал должности просто так, но оценил способности Галадона, видя в нем в будущем хорошего военачальника. Его и сейчас любили подчиненные, ценили за отличную физическую подготовку и хорошее владение оружием.

И что, сильно ему все это помогло, когда они совершенно непостижимым образом нарвались на вражескую разведку? Галадон так и не понял, ждали ли их там, или же встреча была случайностью. А может быть, охотник и жертва поменялись местами. Ну вот с какой, собственно, радости, он решил, что настолько неимоверно крут, что лично выследит тот неуловимый вражеский отряд, который все видели в разных местах, но никто не мог напасть на их след и узнать что-то внятное о цели его пребывания там? Синда был хорошим воином, но совершенно никаким следопытом, редко покидавшим границы Дориата. Если бы было сражение, он бы, несомненно, победил. По крайней мере, он сам так считал, несмотря ни на что.

Но сражения почти не было. Они слишком поздно заметили врагов, недопустимым образом рассредоточились так, что почти не могли слаженно действовать. Да что там, ошибок было столько, что Галадону было бы стыдно показываться королю на глаза. Впрочем, его тюремщики, похоже, добросердечно делали все возможное, чтобы ему и не пришлось.
Едва только доставив пленника в крепость, его взяли в такой оборот, что он даже опомниться не успел. Всегда раньше синда считал себя сильным и выносливым. Теперь он знал, что ошибался. Вначале он от всего отпирался, вызывая в себе ненависть и злость, ибо теперь он собственными глазами мог увидеть, куда постоянно пропадали сородичи, не вернувшиеся назад. Если они оказывались тут, с ними было все кончено. Но понял Галадон это далеко не сразу.
Злость и ненависть вскоре закончились. Однако мучители не были столь великодушны, чтобы дать пленнику возможность обрести душевное равновесие и восстановить моральный дух. Напротив, многочасовые непрекращающиеся допросы терзали не только тело, но и подавляли дух. Пленник не был готов к таким испытаниям.

Он растерялся, и это было для него началом конца. У него еще хватило ума не называть своего настоящего имени, назвавшись почему-то Рейнауром. Имя было странным, но в тот момент ничего лучше на ум не пришло. А дальше…
Ему задавали какие-то вопросы. Много вопросов. Большую часть из них Галадон уже никогда не вспомнит, как не вспомнит, и что именно отвечал на них. Где-то лгал, где-то говорил правду, запутывался, отчаивался, призывал смерть то на головы врагов, то на свою собственную. Проклинал свою молодость и когда-то отличное здоровье, долго не дававшее ему отключаться.

А потом его почему-то оставили в покое. Он так до сих пор и не понял, почему это произошло. Более того, пленника впервые за все время пребывания начали кормить и даже оказывать какую-то медицинскую помощь. У Галадона не было никаких версий на этот счет, кроме одной: мучители побоялись, что он быстро умрет, и они не успеют вдоволь наиграться. Однако у него малодушно не хватило сил сопротивляться ни кормежке, ни лечению, ибо это была хоть небольшая, но передышка. Именно то, чего ему сейчас требовалось больше всего. Сегодня в первый раз за все время ему даже уснуть удалось, уснуть, а не отключиться. Впрочем, слишком поздно проснувшийся рассудок говорил, что ничего хорошего эта передышка ему не даст, кроме лишь продления мучений. Было лишь очень обидно умирать таким молодым и из-за своей собственной, но так поздно осознанной глупости.

Галадон

Синда не знал, сколько ему удалось проспать после последней кормежки и лечения, когда он проснулся, у него тоже почти не было времени это осмыслить. Едва он пошевелился со сна, устраиваясь поудобнее насколько это было возможно в его положении и гремя цепями, а потом попытался наконец собраться с мыслями, за дверью раздался шум, а потом почти сразу же - скрежет замка. Невольно пленник напрягся, понимая, что ничего хорошего ему не принесет визит кого бы то ни было в этом проклятом месте.
Но когда дверь распахнулась, и в проеме показалась фигура, Галадон вперил в нее взгляд, пытаясь разглядеть лицо. Однако прежде он узнал фигуру господина коменданта, которого уже имел честь (или несчастье) узнать на каком-то из допросов. Не вполне осознавая, что он делает, пленник изо всех сил попытался отползти как можно дальше к стене, насколько позволяли цепи. Еще какое-то время назад, увидев подобную сцену, он преисполнился бы благородным презрением, но сейчас инстинкты оказались сильнее разума и гордости. Появление этого типа могло значить только одно - очередную многочасовую пытку. И организм пытался спастись от этого любой ценой.
Пленник уставился на вошедшего, тщетно пытаясь скрыть охвативший его ужас и надеясь, впрочем, не особенно, что ему повезло, и он обознался, приняв за Саурона кого-то другого.

Галадон

Комендант неотрывно смотрел пленнику в лицо, а тот в свою очередь пытался просочиться сквозь камень, чтобы этого избежать. Причем синда не столько видел взгляд собеседника в полутьме камеры, сколько его воображение услужливо добавляло и усиливало все те панические эмоции, которые вызывал в нем вошедший мучитель. При этом говорил тот мягко, даже почти по-доброму, и при этом ничем не угрожал, но все же...
Выдуманное имя прозвучало как-то грубо. В первое мгновение Галадон даже не понял, о чем идет речь. Зато он сразу вспомнил обстоятельства, при которых его измученное сознание выдало это чужое и странное имя. Однако у молодого военачальника все же было достаточно ума, чтобы понимать: у Рейнаура был шанс умереть, пусть не быстро и безболезненно, но хотя бы в ближайшем будущем. Галадон не мог рассчитывать на такую щедрость. Узнай враги, кем он был на самом деле, и все, что с ним до этого случилось, покажется ему детской забавой. Единственным шансом облегчить свою участь, было до последнего стоять на своем. Оставалось только надеяться, что в полутьме никто не заметил легкого недоумения, которое отразилось на лице пленника, пока он вспоминал свое новое имя.

Получив приказ лечь и вытянуть руки, Галадон подавил нарастающую внутреннюю панику и максимально точно поспешил исполнить указание. Может быть, это правда, и все продолжится еще не сейчас. Сейчас еще ничего не будет. Только бы не сейчас... Внезапно осознав, до чего он докатился, пленник застонал и закрыл глаза. Накативший стыд и отвращение к самому себе пересилили даже страх того, что с ним собирались делать. Какое же он ничтожество! Закрыть глаза и никогда больше их не открывать... Что бы ни случилось, не видеть ни этого ужаса, ни своего недостойного поведения, ни жалкого состояния. Ничего.

Отредактировано Турукано (2014-09-29 20:58:23)

Галадон

Пленник не открывал глаз, даже когда главный мучитель заговорил, ибо изо всех сил старался убежать, спрятаться от этой реальности хотя бы таким ненадежным и почти бездейственным способом. И до него не сразу дошло, о чем тот, собственно, говорил. Рудники?! Его еще не убьют? Еще не сейчас? Что это были за рудники и чем они ему грозили, синда не знал, но известие о том, что он не умрет, а пытки и допросы прекратятся, было настолько неожиданно радостным, что он забыл о своем отстранении и уставился на собеседника чуть ли не с радостной улыбкой на лице. До улыбки там, конечно, было еще далеко, но надежда и облегчение, которые засветились во взгляде, при желании могли быть заметны.

Галадон даже инстинктивно подался вперед, но тут же поспешил пресечь этот свой порыв, чтобы мучители еще чего доброго не увидели, что он обрадовался их планам и не передумали, а то с них станется. Комендант как всегда все испортил, ни с того ни с сего заведя какой-то странный разговор о государе Тинголе и его брате, который давным-давно сгинул. Поговаривали, что он живет за морем, но за все время от него не было никаких вестей, и Галадону иногда казалось, что все эти рассказы про море - чистая выдумка и ничего больше. Почему же об этом заговорили здесь и сейчас? Что они задумали?
И тем более зловеще прозвучал вопрос, который обращался уже непосредственно к нему. Что делать? Молчать и тем самым разозлить своих тюремщиков, которые до сих пор вели себя вполне терпимо и даже обещали выпустить отсюда? Ответить и тем самым нарваться на еще большие неприятности, ведь когда задают вопрос, ответ на который и так знают, это обычно ничем хорошим не чревато. Не зная, как поступить, Галадон решил промолчать на всякий случай, но при этом кивнул головой на случай, если его кивок захотят заметить и принять за ответ. И замер, мучительно ожидая продолжения.

Галадон

Тюремщик продолжал говорить, и непонятно было, то ли он беседует с безмолвным пленником, то ли разговариает сам с собой. Парой фраз он напомнил о том, что на одном из допросов синда признался, что лично виделся с королем. Вынужден был признаться. Конечно, у него еще хватило ума не рассказывать, как все было на самом деле. Он выдал лишь то, что по его мнению, вполне соответствовало легенде, которой он старался придерживаться, выдумав себе чужое имя. Он - разведчик и однажды ему посчастливилось быть в числе других, представленных государю Тинголу. Сначала Галадон намеревался вообще отрицать всяческое с ним знакомство, но вовремя подумал, что это было слишком рискованно. Если бы только он мог молчать, не произнеся ни единого слова. Ухмыляться врагам в лицо и гордо умереть. Если бы. В действительности все обернулось совершенно иначе. Умереть оказалось не так-то легко, а вот молчать... Вначале он пытался, но потом непрекращающаяся пытка вызвала в сознании только одно единственное желание - чтобы его оставили в покое ну хотя бы на мгновение. Он не собирался предавать. Он и не предавал. По крайней мере, он все еще сам так думал. Однако в момент острого отчаяния Галадону пришло в голову, что ничего страшного не произойдет, если он заговорит. Конечно же, он соврет. Кто же собирается говорить врагам правду?! Он соврет, они поверят, и измученный пленник получит мгновение передышки.

Если бы только молодой эльда знал, что самое опасное это именно заговорить. А потом уже не так легко отличать ложь от правды. Игра была очень и очень опасной именно потому, что соперник был в более выгодных условиях и проигрывать не намеревался. Галадон изворачивался, выдумывая несуществующую информацию, которую, по его мнению, не только можно было, но и нужно было сообщить врагу. И с ужасом понимал, что темные и без его ответов знают, слишком много знают, для того, чтобы из его лжи сделать совершенно правдивые выводы. Чтобы заставить косвенно подтвердить то, что являлось правдой. Чтобы... Опасная это была дорожка, отвечать на вопросы врага.

Все эти неприятные воспоминания мгновенно всплыли в памяти при одном только упоминании имени короля. Отгоняя от себя эти мрачные мысли о собственном ничтожестве и предательстве, Галадон с удивлением слушал о том, как собеседник продолжил рассуждать о чем-то совершенно уж неподходящем - о потерянном брате государя Тингола. При чем здесь была эта давняя история?
Галадон с удивлением и опаской вглядывался в лицо тюремщика, пытаясь понять, к чему он клонит. И внезапно его посетила совершенно бредовая мысль. А что, если Ольвэ и его спутники не уплыли за море, как считалось, а сгинули тут, в этих застенках, в этом гибельном месте, откуда нет выхода?! Однако, синда тут же осадил себя, подумав, что это было слишком невероятно, чтобы целый народ бесследно исчез. Как бы ни был враг силен и коварен, это было бы уже слишком. Тогда о чем они вообще толкуют?!
Пытаясь расставить все по своим местам, Галадон старательно анализировал услышанное, пока не наткнулся на то, что вызвало у него такую реакцию, что он не смог ее скрыть.
- Это ложь! - неожиданно вскричал он с гневом и даже некоторым вызовом, забыв про свой страх и отчаяние. - Ты лжешь! Я ни за что не поверю тебе! - пленник дернулся вперед, но цепь оборвала это движение, однако не заставила его замолчать. - Ты можешь говорить все, что угодно, но я никогда не поверю, что хоть кто-то из вас мог бы попасть в Менегрот! Никогда! Никогда, слышите! Ничего у вас не выйдет, даже если вы будете убивать каждого, кто покинет Дориат. Вам туда не войти! А Ольвэ... Он вернется... когда-нибудь вернется и отомстит за нас!