Многие обитатели Третьей Эпохи, кому была ведома угроза Мордора, воспринимали Саурона как древнее, изначальное зло. Кое-кто из мудрейших, впрочем, верил что когда-то он не был одержим Властью и стремился ко всеобщему благу. Но времена те давным-давно остались позади, сокрытые пылью веков и паутиной лжи…
Сквозь непроглядный мрак Первой Ночи, по извилистой тропинке меж северных предгорных лесов, чьи ветви напоминали руки скелета, брела одинокая фигура. Эльф (эльф ли?) был высок и статен, с его плеч ниспадала свободная, изукрашенная золотой нитью, медная туника, не скрывавшая мускулистых рук с широкими, крепкими ладонями. На слабом ветру едва ощутимо колыхался лёгкий серебристый плащ. На строгом бронзовом лице замерло выражение глубокой задумчивости и скрытой тревоги. Его губы были плотно сжаты, глаза сияли чистым золотом, волосы цвета стали ниспадали на широкие плечи ровной волной. Ничего он не взял из далёких, светлых земель, напоминавших ему изукрашенный глазурью пряничный домик. Но что забыл он, обитатель игрушечного королевства всеблагих Валар, в этих землях без света, тепла и надежды? О, у него имелся повод!
Майрон присягнул Мелькору задолго до его первого изгнания во Внешнюю Тьму, но в отличие от множества других слуг Тёмного Валы, он не спешил проявить свою истинную преданность и продолжал ходить в учениках Ауле. Не покинул он сомн прочих майар и после падения Альмарэна, но осторожно выискивал следы готовящегося возмездия Валар. Шли года, там и тут то и дело вспыхивали жаркие речи о необходимости отвоевать у Мелькора исконное владение, но слова агитаторов были так же пусты, как нелеп был уклад жизни в Благословенной Стране. И лишь по прошествии веков, когда стало совершенно очевидно, что его бывшие повелители и наставники окончательно смирились со своей участью изгнанников и не собирались отвоёвывать Эндорэ у своего, так называемого, Великого Врага, лишь тогда Майрон покинул кузницу Аулэ, не затушив огня в горне и не прибрав инструментов.
Тогда его феа пело от радости, и земли, и бескрайние морские просторы, проносились внизу подобно мимолётному видению. Жизнь в Амане казалась Майрону дурным сном, и он жаждал проснуться. Сейчас…
- Никуда не годится – вынес он вердикт, обводя взором беспорядочное нагромождение деревьев. – Никакой системы. Какими принципами, хотел бы я знать, руководствовался Он, когда оформлял это место?
Действительно, его взору, привыкшему к тщательно выверенным лесам и городам Амана, Эндорэ казалось свалкой, беспорядочным нагромождением мусора, сваленного сюда до лучших времён. И это – север! О том, что творится в более далёких от крепости Мелькора землях страшно было подумать. Впервые за долгое время столкнувшись с результатами творческой деятельности Владыки, майа ощущал себя… преданным. Обманутым. Ради этого он шпионил за Валар все эти годы?! Оскалившись, Майрон с размаху пнул ближайший валун… ногу пронзила боль, впрочем, она была лишь тенью того, что творилось с его феа. Дух Великолепного вибрировал и звенел, словно натянутая сверх всякой меры струна. Музыка Эндорэ шумела в его голове, терзала сознание раскалёнными клещами… или это было осознание жестокой, непоправимой ошибки?
Майрон окинул окрестности лихорадочным взором, отчаянно выискивая что-нибудь… что угодно… в чём был знакомый ему Порядок. Ему нужно было на что-то опереться, чтобы не сойти с ума от бурлящего в мозгу водоворота мыслей. Нельзя сказать, что увидев Эндорэ, он стал лучше относиться к Валар, о нет. Майрон по прежнему считал их мягкотелыми, обленившимися слабаками, но это… ЭТО был Порядок Мелькора? Ноги майа подкосились и он поспешно опустился на тот самый многострадальный валун, немилосердно сжал виски руками, стремясь превозмочь рвущее сознание беспорядочное дребезжание сотен бессвязных мелодий, образующих единую какофонию боли и страданий.
[AVA]http://i67.fastpic.ru/big/2014/1002/f6/f0e96ad414b550666146eb3babfb3af6.jpg[/AVA]

«Прах и разруха повсюду, мир изломан, беспорядочен, нелогичен… Он дремлет, но сны келвар полны крови и мерзости, а олвар… они не лучше. Земля источена паразитными формами жизни, само Эндорэ – словно короста на гигантском гнойнике… Эру, это ли тот мир, ради которого я предал Валар? Это ли венец мечтаний моего нового господина?» - думал Майрон, мрачнее тучи, перетирая в пальцах горсть холодной лесной земли.
Вокруг, не отмеренное ни движением, ни звуком, струилось время, минута за минутой утекая в звенящее Ничто. Меж тем звук, потревоживший это царство предвечной тишины, остался незамеченным для слуха майа, и о присутствии Тхурингветиль он узнал лишь когда та обратилась к нему. Её голос, словно хлёсткий удар бича, заставил Майрона вскочить на ноги, его фана двигалось как марионетка в руках неумелого кукловода. Хоть в нём отчётливо читались следы былого великолепия… сейчас он напоминал сломанную игрушку, готовую переломиться от любого неловкого движения. В его взгляде, устремлённом на крылатую деву, явственно читалось сомнение и тревога, а сам Майрон неожиданно ощутил непривычное желание поговорить, неважно с кем или о чём, лишь бы избавиться от гнетущей тишины, и первые слова слетели с губ помимо его воли:
- Я ещё не знаю…
Он вовремя одёрнул себя и попытался сосредоточиться. Тхурингветиль здесь, и с этим уже ничего не поделаешь. Вряд ли она оставит его в покое, пока он не предстанет перед Мелькором и не даст доклад… а в сложившихся обстоятельствах, последнее не сулило ему ничего хорошего. С другой стороны, раз она здесь, он мог бы использовать её… допросить аборигена. Впрочем, вряд ли в его нынешнем состоянии можно говорить о допросе… Глубоко под своими ногами Майрон ощутил, как плоть червя вгрызается в лесную землю. Его замутило.
- Я ещё не знаю, пришла ли мне пора покинуть Аман – тихо, почти шёпотом вымолвил он, ибо слова резали гортань подобно бритве. – Ты… можешь сказать мне в чём смысл всего этого?
Он выразительно обвёл рукой лесную поляну и тут же пожалел об этом, ибо едва не потерял равновесие. Сама земля в этом месте была враждебна, она тянулась к нему крючковатыми ветвями деревьев и зёвами зыбучих песков, горы вокруг уподобились челюстям, готовым сомкнуться… Всё вокруг чувствовало слабость, всё вокруг было одержимо жаждой смерти и крови… Майрон тряхнул головой, отчего та, казалось, едва не развалилась на куски и сфокусировал своё сознание на Тхурингветиль.
- Земля неровная и неоднородная, деревья рассажены беспорядочно, горы набросаны абы как и того и гляди развалятся… Что за халтура?! – выдал он поток критики, с трудом добавив в голос нотку возмущения и требовательности.
Тут иначе нельзя… Даже эта обольстительная майэ в хорошо декальтированном платье набросится на него и разорвёт в клочки, если Майрон проявит слабину. Особенно она. В стране волков роль кролика незавидна и трудна, а Майрон в эти секунды ощущал себя именно растерянным кроликом, завидевшем впереди рыжий лисий хвост.
[AVA]http://i67.fastpic.ru/big/2014/1002/f6/f0e96ad414b550666146eb3babfb3af6.jpg[/AVA]

Отредактировано Глорфиндел (2014-10-20 09:16:04)

А Майрон, выложив, как на духу, все свои нелестные соображения по мироустройству Эндорэ, кажется, порядком выдохся и мог лишь возмущённо потрясать руками, что для него было крайне непривычно. И всё же, услышав возражения, он воспылал жаждой к новому словоизлиянию. В этот раз его критика должна была стать гвоздём, который Майрон со всей ответственностью вобьёт в крышку гроба сей Тёмной Майэ… и заодно, всех её контраргументов. Возможно, вбивание гвоздя даже будет сопровождаться чисто-Сауроновским командирским рявком, ноо… Тхурингветиль умела посеять сомнение, а текущее моральное состояние Майрона было столь же неустойчиво, как балрог-канатоходец. На его лице решимость сменилась угрюмой задумчивостью. Надо было остановиться. Надо было подумать. Ему нужен был план! Здравый анализ ситуации! Немного отрезвляющих логических построений, в конце-концов! Но увы, обстоятельства, в лице той же Тхурингветиль, не спешили даровать ему такую возможность.
От близости Девы-Оборотня, покрытая трещинами сущность Майрона содрогнулась до самого основания. Казалось, ещё немного, и до чуткого уха искусительницы донесётся хруст и скрежет стеклянных осколков. Поначалу, его сознание благотворно восприняло успокаивающий мотив, взгляд золотых очей Майрона сделался туманным и отстранённым. Волны её чарующей мелодии снимали противоречия, терзавшие его почти с самого прибытия в Эндорэ, так хотелось расслабиться, уснуть, отдаться на волю течений Тёмной Мелодии… Спеленованный колыбельной, он замер, плавно раскачиваясь из стороны в сторону, словно перебравший браги медведь-шатун. Но Майрон не был бы главным заместителем Мелькора, если бы его волю, пусть даже расколотую надвое, можно было подчинить так просто.
Разум, для которого системный анализ был нормой жизни, мимоходом прошёлся по рифмованным строфам… потом, ещё раз. И…
- Недопустимо! – и местный лес таки сотряс могучий командирский рявк. – Отслуживших свой срок келвар надлежит отправить в пищевую переработку, шефа сапёров надлежит отправить на виселицу, а соседей…
Но судьбу соседей Тхурингветиль узнать было не суждено, потому что разошедшийся протоГортхаур рывком вернулся в своё промежуточное между «майа» и «сгусток потенциальной энергии» состояние, после чего резво ухватил её за шаловливую ручку и принялся сверлить взглядом. Увы, с поправкой на текущее состояние, сверление вышло неглубоким и вряд ли принесло должного эффекта, а Майрон внезапно обмяк, как-то потёк и бессильно рухнул на тот самый камень, где и был застигнут летучей посланницей Мелькора.
- Мне нужно подумать – хмуро пробубнил он, ковыряя сапогом совершенно несовершенную, абсолютно бессистемную почву и водя по полянке мутным взглядом. – Я побуду здесь какое-то время. Освою. Взвешу все доводы. И приму решение. Так и передай… Владыке.
Несколько секунд он молчал, а потом поднял на Тхурингветиль совершенно невменяемый взгляд мутно-золотистых глаз и совершенно умоляющим голосом добавил, обхватив руками голову с таким видом, будто собрался отхреначить её ко всем балрогам:
- Пожалуйста, оставь меня в покое. Мне надо подумать.
[AVA]http://i67.fastpic.ru/big/2014/1002/f6/f0e96ad414b550666146eb3babfb3af6.jpg[/AVA]

Он желал добра обитателям Арды. Верил в том, что только единая, упорядочивающая сила сможет обеспечить Детям Эру процветание. У мира должен быть только один Король, и этим властителем он видел Мелькора, но это… Сколько лет минуло с тех пор, как Эндорэ оказалось во власти Тёмного? И неужели, за все эти годы, Мелькор с приспешниками не смогли навести здесь порядок? Расставить деревья по общей схеме, подровнять горы, выпрямить реки, в конце-концов! Мелькор казался ему олицетворением силы и решимости изменить мир в соответствии со своими представлениями о том, какой должна быть Арда. И это его идеал?! И если же нет, то где пропадает деятельная натура предводителя умайар?! И главное, что в такой ситуации делать майа, желавшему привнести в мир немного Порядка? Примкнуть к шайке обленившихся Валар, или смириться с тем хаосом, которный внёс в Эндорэ Мелькор? Ни первое, ни второе не казалось ему верным.
«Я допустил ошибку» - думал Майрон, смотря в даль пустым и безжизненным взглядом, «…явившись в этот мир. Этому миру не нужен Порядок, система, стабильность, налоги и социальное страхование. Ему нужны песенки, улыбочки и пикники, либо разброд, бедлам и шатание. Ничего из этого не нужно мне. Этому миру не нужен я…».
Внезапно, чувство близящейся опасности заставило его вновь посмотреть на Тхурингветиль. В звучании её мелодии и в глубине её посуровевших глаз он прочитал свою судьбу… и едва уловимо кивнул.
- Да, возможно так будет лучше…
Но флегматичное самообладание покинуло Майрона, когда перевоплотившаяся Мышь набросилась на него и земля в один миг унеслась прочь. Из его горла вырвался мучительный крик ужаса, его руки принялись беспорядочно шарить по телу крылатой бестии, пытаясь найти точку опоры, а внизу проносились изломанные, исковерканные леса.
- Нееет! Пустиии! – заорал он что есть духу, ощущая, как сердце норовит проломить грудную клетку и выпрыгнуть прочь. – Я не хочу!
Он попытался защититься магией, призвать на свою сторону силу ветра и огня, но все его попытки были тщетными, беспорядочными, бессильными. Его одежды развевались на ветру, лицо выражало ужас и отчаяние, серо-стальные волосы реяли за плечами, словно белый флаг неминуемой сдачи. Он бился, словно куропатка пойманная лисой, но в его руках более не было силы.
- Я брат твой! – в отчаянии воскликнул Майрон. – Мы пели вместе Музыку Творения, дай же мне уйти!
[AVA]http://i67.fastpic.ru/big/2014/1002/f6/f0e96ad414b550666146eb3babfb3af6.jpg[/AVA]

Отчаянные вопли Майрона сменились неразборчивой руганью, когда нетопырица принялась охаживать им кроны деревьев. Отплёвываясь и брыкаясь, он пытался придумать что-то, хоть что-нибудь, чтобы спастись. Но его убеждения были разбиты, его воля была сломлена, и силы покидали его с каждой встреченной на пути веткой. Он вложил в дело Мелькора всё, что имел – и в итоге получил разорённое, перекопанное и напрочь лишённое хозяйской руки Эндорэ. Он предал и обманул своего наставника, бывших соратников и друзей – и лишь за тем, чтобы та, кого он считал если не другом, то боевым товарищем, подвесила его на ветке, словно какое-то чучело, а ныне – собиралась растерзать его своими когтями. Такова была цена минутного сомнения?
- Стой! Я приказываю тебе! – срывающимся голосом воскликнул он, протягивая к Гауриэль иссеченную хлёсткими ударами веток руку.
Но в его голосе не было власти, и он понимал это, потому что вновь принялся дёргаться и извиваться, словно посаженный на крючок червяк. И в какой-то момент, добротная валинорская туника треснула и разорвалась, а Майрон, счастливо избежав острых когтей. С душераздирающим воплем он полетел вниз, ударился плечом о могучую ветвь, перевернулся вверх тормашками, ударился головой о ствол и… Вместе с тем, ему показалось, что мир вдруг встал на место. Кусочки разрозненной мозаики сложились, и в них он увидел узор, высшее творение их Создателя. Его фана иссекла вереница неглубоких трещин, бронзовая кожа осыпалась, словно старая штукатурка, стальные волосы сгорали и истаивали дымом, из-под которого проглядывала чернильная тьма. А в следующий миг, его изломанное тело рухнуло у изогнутых, вздыбленных корней, подняв в воздух фонтан земли и мелких камешков. Но там где пал Майрон, ныне извивалось и колыхалось нечто тёмное и бесформенное, из под маслянистой плёнки всплывали, словно волдыри, рои пузырей, а откуда-то из центра отвратительной массы слышался непрерывный звук ломавшихся костей и рвущейся плоти.
По ушам майэ резануло диссонансом, мелодия существа представляла собой дичайшую какофонию из оглушительного металлического скрежета и воплей, она расползалась, охватывая и без труда разрывая на части мелодии окрестных земель и предметов. Дерево, на котором она устроилась, без малейшего предупреждения взорвалось градом мелких обломков. Аз чёрной массы, меж тем, медленно восставало существо, тень от тени, с кожей белее мрамора и жаждой убийства в беспощадных серо-стальных очах. Гортхаур, позже назовут его эльфы. Гортхаур Жестокий.
[AVA]http://i67.fastpic.ru/big/2014/1114/07/4066d01b2aa8e4b278678251c3ba1107.jpg[/AVA]

Майрон уходить не хотел. Ни достойно, ни недостойно, вообще никак. Откровенно говоря, он уже всерьёз сомневался в том, нужен ли он миру… и нужен ли ему такой мир. Вопрос с миром до сих пор оставался открытым, но вот для себя Дух Порядка всё решил окончательно. А мир… Да кому какое дело? Главное, что его желание привнести порядок в перекопанные земли Эндора – и в разрозненные мысли Мелькора, если уж на то пошло – было абсолютом, за которым он будет следовать до конца своих дней… каким бы печальным и ничтожным тот не оказался. Скорлупа предрассудков и благих намерений слетала с него, словно пожелтевшая листва с засыхающего древа, и вместе с ней, облетала, рассыпалось и его воплощение. Рассыпалось и возникало вновь. На место бронзовой кожи пришла смертельная бледность. Его стальная грива потемнела, блеск сменился чернотой, и опустилась на плечи майа подобно вороньему крылу, едва тронутому сединой… Заполненные сверкающим златом, его глаза вспыхнули яростным пламенем, в сердце которого двумя вертикальными щелями, провалами в Ничто, дремала тьма Внешней Ночи.
Он закричал, яростно, торжествующе, и то был крик новорождённого существа, впервые взглянувшего на мир и жаждущее вкусить его сочные плоды… Феа Майрона с треском раскололось тысячей сверкающих осколков и собралось вновь, но то был уже совсем другой узор. Выпрямившийся во весь рост, Дух Порядка растянул губы в томной, кровожадной улыбке. Майрон… это была бета-версия, неудачная фальшивка. Ему нужно было новое имя, имя, внушающее страх. Страх – это сила, а сила – это власть, власть придавать бытие желаниям и помыслам, власть это та сила, которая правит Ардой. Он ощущал её аромат, схожий с запахом свежей, струящейся крови, он чувствовал страх… Умайа поднял взгляд своих новых, огненных очей, рассеченных надвое вертикальными щелями зрачков и с улыбкой проследил за резвым бегством летучей мыши. Страх – это хорошо, страх придавал ему сил. Интересно, каков на вкус будет её ужас? Интересно, каково это будет – ощутить абсолютную власть над живым существом?
- Давай проверим.
Он сорвался с места, наделённый скоростью и сокрушительной мощью ураганного ветра, облачённый в чернильный мрак. Обломки дерева, камни и земля взвились в воздух высоким пыльным фонтаном, лес загудел, сминаясь под натиском сокрушительной силы. Не выпуская желанную добычу из-под прицела страшных глаз, Майрон пересёк небо чёрной кометой, промчался в считанных метрах от удирающей вампирицы, отбросив ту, закружив в вихре обжигающего ветра, и помчался дальше, словно намереваясь проломить Грань Эа и вернуться в чертоги отца. Воистину, для Арды это был бы прекрасный исход, и многое из величайших злодеяний мира остались бы несовершёнными… Но этому не суждено было случиться.
Умайа, вознёсшийся ввысь, обрёл форму, расплавил крылья, пару широких перепончатых крыльев гигантского нетопыря, увенчанных шипами. Его злобный взгляд метнулся вниз, выискивая цель для тех жестоких утех, коих жаждало его перерождённое феа. И он нашёл. Крылья огромной твари схлопнулись. Издавая оглушительный, алчущий крик существо спикировало на Тхурингветиль. Пожалуй, он мог бы закончить всё прямо здесь и сейчас, но.. зачем? Вместо этого, тот, кто раньше именовал себя Майроном, походя полоснул вампирицу по крылу ядовитыми когтями и умчался дальше, к земле, чтобы вновь, демонстративно, набрать высоту и приготовиться к новому удару. Игра пришлась умайа по душе, и его пылающий злобой взгляд, обращённый к Дортевиль, как бы говорил: «Мне понравились наши игры. Давай поиграем ещё? Не то, чтобы у тебя был выбор.».
[AVA]http://i67.fastpic.ru/big/2014/1114/07/4066d01b2aa8e4b278678251c3ba1107.jpg[/AVA]

Отредактировано Глорфиндел (2014-11-17 17:35:03)

Вновь вознёсся он под тёмные облака, упиваясь свободой, силой и – о да! – властью. Воздух был покорен взмаху его тёмных крыл, земля не смела звать его обратно, и казалось, сами звёзды меркли на небе ночном. В своей гордыне и неутолимой злобе, он был прекрасен и велик. Подобно острейшему ножу, он вспорол небесный полог, вновь обрушиваясь вниз всей своей сокрушительной сутью. Тёмная комета гулко ударила о землю позади спасающейся бегством майэ, и не успела осесть пыль, подсвеченная алыми всполохами огня, как вслед за ней устремился здоровенный чёрный волк. Его когтистые лапы вздымали ввысь клочья земли и мелкие камни, его перепончатые крылья были сложены и устремлены вперёд парой чёрных клинков, из его глотки вырывалось хриплое дыхание, с его пасти капала едкая слюна, а глаза горели неудержимым алчным огнём. Грозно и бесшумно, он мчался следом, появляясь то справа, то слева, а порой, убегающая майэ могла ощутить спиной его горячее дыхание. Хорошая, чудесная игра… для того, кто обличён властью.
Он не спешил её кончать и к озеру вышел неспешно, вразвалочку, свесив из пасти длинный мясистый язык и сипло дыша. Заглянул в воду, лизнул зеркальную гладь языком, фыркнул. И с размаху ударил по воде могучей лапой, подняв фонтан брызг. Вода заколыхалась, заволновалась, и опала, успокоилась. Волчья лапа по прежнему была погружена в озеро и то, под воздействием огненных чар, начало медленно нагреваться. Сначала, майэ могла ощутить приятное тепло, потом – расслабляющий жар, сродни горячей ванне… А потом озеро начало закипать. Что до Майрона, то он собирался повышать температуру воды до тех пор, пока беглянка не выскочит наружу или не дойдёт до состояния полной готовности. Жаль конечно потерять её сладкую кровь, но и от варёного мяса он тоже не откажется. Преображение навевает голод.
[AVA]http://i65.fastpic.ru/big/2014/1117/a4/d6c17969f0b25719758b90400d1391a4.jpg[/AVA]

Офф. Участники квеста вновь напоминают всем зрителям о рейтинге и предупреждениях, которые вступают в силу вот прям щас. Дальше – читайте на свой страх и риск, за ваше душевное здоровье авторы ответственности не несут.

Стоило умайэ всплыть на поверхность, как Волк тут же убрал лапу из кипящей воды и изготовился к преследованию. Увы, но добыча выдохлась и, тем самым, лишила его сладкой косточки – возможности и дальше погонять её по лесам. Ну чтож, он в долгу не останется… К Тхурингветиль он приближался неспешно, как бы предлагая ей возможность одуматься и повторить попытку к бегству. Нет? Как жаль, впрочем, ей же хуже. А звёзды, меж тем, все попрятались за поволокой туч, и когда тёмный силуэт Волка навис над измученной жертвой, его хищный оскал освещало лишь огненное сияние его собственных глаз. Принюхавшись, Майрон оценил степень готовности своей трапезы и нашёл её удовлетворительной. Сама по себе, умайэ ему в эти минуты представлялась не иначе, как пиршественный стол, накрытый и сервированный по высшему разряду. Округлые бёдра и белые груди крылатой вестницы утолят его первый голод, а потом настанет очередь десерта… Он уже слышал хруст тонкой женской пяточки, разминаемой меж его острых зубов Её феа, чью обессиленную мелодию он ощущал под покровами сладкой плоти, утолит его жажду иного рода… Ничто не будет забыто, всё чем была эта наглячка, осмелившаяся поднять на него руку в миг слабости, будет пущено в ход, и когда он закончит, от майэ Тхурингветиль не останется ни единого красного пятнышка, ни единой тихой ноты.
Он не стал, подобно обычному волку, обнюхивать добычу перед употреблением, хоть бурлящие в мозгу инстинкты и призывали к этому. Вместо этого, Гортхаур, как его будут называть в последствии, приспокойно устроился на ногах девы и наискось рубанул когтистой лапой по её ладному боку от груди до пояса, добавив глубины и без того глубокому разрезу декольте. От его вострых когтей досталось и белоснежной коже, из глубоких разрезов проступила алая, горячая кровь. Волчьи инстинкты тут же потребовали от умайа впиться клыками в оголённый живот вампирицы, но стальная воля и озлобленный разум постепенно возвращались к нему… на горе Дортевиль. Вместо того, чтобы перегрызть ей глотку и взяться за обед, Гортхаур предпочёл растянуть удовольствие, откусывая от девы кусочек за кусочком, и в полной мере насладиться ужасом жертвы, поедаемой заживо. Но для начала, ей неплохо бы прийти в себя… К счастью, ему было, чем себя занять.
Волк склонил морду к кровоточащим разрезам чуть повыше упругого живота крылатой вестницы (попробуй, нагуляй жирок, на кровавой-то диете!) и принялся старательно слизывать вытекающую кровь языком, способном при должном усердии сдирать плоть с костей не хуже мясной тёрки. Дышал он часто и быстро, словно обычный пёс, разгорячённый жарким бегом, но дыхание его обжигало немногим хуже кипятка, а язык норовил забраться внутрь кровоточащих ран, расширить их и, тем самым, из пойманной умайэ побольше крови. К счастью, последней в её теле было с избытком, этого запаса им обоим хватит ещё очень надолго…
[AVA]http://i65.fastpic.ru/big/2014/1117/a4/d6c17969f0b25719758b90400d1391a4.jpg[/AVA]

Её кровь была сладка той сладостью, какой может обладать только жизненная сила, отнятая у другого. И меж тем, сознание Гортхаура всё явственнее освобождалось от буйства диких эмоций, возвращаясь в то состояние холодной, жестокой злобы, которое будет присуще ему до конца времён. Потому, когда пленница заговорила, он прервал свои кровавые утехи и посмотрел на неё взглядом, сверкающим, словно лезвие стального клинка. И всё же, ей удалось подбросить в пылающую топку его ненависти вязанку свежих дров, его клыки сомкнулись, ещё больше надрывая её плоть, а из глотки вырвалось яростное, утробное рычание. Как смела она указывать ему?! Как смела пытаться подняться, как смела оспорить его власть над ней и собственным феа?!
Разжав клыки, Гортхаур внезапно понял, что у него пропал аппетит. Он мог заставить её кричать, биться в агонии, растянуть её муки на часы и даже дни, ломать её феа аккорд за аккордом, но… ему было мало. Разглядывая распростёртую на сырой земле вампирицу, Гортхаур ощущал, как власть над ней утекает у него из рук. Он всё ещё мог стереть её в порошок, но… это было не то, чего он хотел. А хотел он власти, полной, лишённой всяких ограничений власти. Власть была в основе всего, власть была ядром и сутью этого мира, власть, ради которой он отринул своё прошлое «я». Взгляд Волка изменился, в нём появилась задумчивость и, пожалуй, это было не самое лучшее предзнаменование для Тхурингветиль. Умайа медленно оглядел пленницу, от иссечённого и кровоточащего живота, к бесстыдно торчащей из-под разорванного платья груди, к открытой шее и прекрасному лицу, на бледной коже которого, словно роза на снегу, цвели желанные алые губы.
Волк облизнулся. Пожалуй, впервые за всё время их знакомства, он заметил, сколь ослепительна была красота его верной, до недавней поры, слуги. Словно свет солнца, пробившийся сквозь тучи над краем вечных снегов, на миг, она буквально ослепила Гортхаура, оставив в его мыслях пустоту и смутное ощущение того, что он узрел одно из чудес света, но всё никак не может вспомнить… Волк медленно шагнул вперёд, не стесняясь опуститься всей тяжестью крупной когтистой лапы на девичью грудь, склонился и долго, испытывающее смотрел в глаза Дортевиль, не пытаясь проникнуть в её сознание, а словно любуясь. Его дыхание оставалось столь же частым и прерывистым, изо рта на шею и грудь умайэ капала горячая слюна. Наконец, не отводя взгляда, он медленно склонился ещё ниже и прикоснулся к её губам…
Его поцелуй был жгучим и требовательным, он смял её алые губы своими, ощущая, как с прокушенных уст майэ ему на язык капает свежая кровь. Волк начал поцелуй, но закончил его – человек. Гортхаур отнял свои бледные губы от красных, кровоточащих губ майэ и улыбнулся, жестоко, торжествующе. Он нашёл то, чего искал там, где не ждал. Даже если чертовке и удастся пережить сегодняшнюю ночь, она никогда её не забудет… и уж он об этом позаботиться. Его старая одежда сгорела вместе с фана, а новой он ещё не озаботился… что сейчас было даже к лучшему, ибо умайа предстал перед пленницей во всей своей преображённой красоте: длинное, крепкое тело, по-волчьи поджарое и сильное, кожа белее мела, лицо, холодное и прекрасное, словно сама смерть. Гортхаур приподнялся, оперся жёстким коленом о промежность умайэ. Мягко, почти нежно, он прикоснулся к её губам и провёл пальцами ниже, оставляя на бледной коже красноватый след, ощутил биение жизни в её сонной артерии, опустил ладонь ниже и та замерла у неё на груди. Ещё одна улыбка, почти доброжелательная и немного сочувственная. Длинные бледные пальцы сжались, сминая упругую плоть крылатой вестницы в раскалённых тисках, свободной рукой он скользнул к её окровавленному животу и цепко запустил пальцы в рваную рану, оставшуюся на месте недавнего укуса.
- Говори – просто приказал он голосом, не терпящим возражений. – Описывай, что ты чувствуешь, что ты видишь, чего ты боишься и чего желаешь. Говори, ибо я жажду твоих слов и могу добиться их самыми разными путями. Говори… и до тех пор, пока твои уста не сомкнулись, дыхание жизни не покинет тебя.
Он усмехнулся, продемонстрировав волчий оскал, и добавил:
- Даю слово.
Ложь далась ему легко и оказалась терпкой на вкус.
[AVA]http://i67.fastpic.ru/big/2014/1118/ec/612f76179209d90bd0b012784469e9ec.png[/AVA]

Услыхав слова крылатой вестницы, Гортхаур улыбнулся, почти нежно. Медленно, не спеша, он извлёк руку из раны Тхурингветиль и провёл ладонью по её лицу, оставляя кровавый отпечаток. Его пальцы без труда нашли себе дорогу меж окровавленных губ умайэ – попытайся она сопротивляться, и он просто выломал бы ей несколько зубов. А так, он всего лишь провёл по её языку указательным и средним пальцем, позволив деве ощутить вкус собственной крови.
- Ты откровенна – сухо заметил он. – Молодец.
Не стоило обманываться его увлечённой игрой, происходящее было пыткой и психоломкой в чистом виде. Гортхаур и сам не знал, откуда в его голове берут верные мысли, казалось, их исторгала из себя сама его мелодия, оглашающая окрестные земли резким, ритмичным набатом. И его слова, и всё то, что он вытворял с её фана… это была лишь прелюдия к настоящей игре. Он отнял руку от её груди, оставив на гладкой коже красноватые отпечатки пальцев, и приподнялся, окинув взором творение рук своих. Окровавленная, в остатках мокрого платья, которое совершенно ничего не скрывало, раздавленная… рискнёт ли она, воспользуется ли мимолётным шансом к спасению? Ему хотелось это узнать, и он отодвинулся дальше, а потом и вовсе присел у её ног и, со всё той же убийственной улыбкой на губах, принялся сосредоточенно рвать то немногое, что осталось от платья умайэ. Полупрозрачная ткань с треском лопалась в его пальцах, а сам Гортхаур, казалось, и вовсе не смотрел на лежащую рядом деву.
[AVA]http://i67.fastpic.ru/big/2014/1118/ec/612f76179209d90bd0b012784469e9ec.png[/AVA]

Ощутив, как она слизывает собственную кровь с его пальцев, Гортхаур не сдержал жестокой улыбки. Какой она была сейчас в его глазах? Беззащитный маленький зверёк, которого можно погладить по мягкой шёрстке… и а можно и раздавить тяжёлой пятой. Он бы умилился, но такие чувства и раньше-то были ему не свойственны, а теперь… К тому же, он не стоит забывать о маленьких остреньких зубках, и держать ухо востро. Краем глаза он подмечал её движения, но умайэ, хоть и хорохорилась, бежать не пыталась. Кажется, это было нечто сродни… смирению? В глазах Гортхаура заплясали нехорошие алые огоньки. С одной стороны, он был ею недоволен: она не пыталась бороться. Его подчинённым надлежит сражаться до самого конца, кусаться и плеваться, если им отрубят конечности, вопить, ужасать и проклинать врагов, его и Тёмного Валы, до последнего вздоха! С другой стороны, он был ею вдвойне недоволен: она замолчала, значит – решила истолковать его приказ, посегнуть на его власть… Это было неприятно вдвойне. И меж тем, не имело никакого значения.
Потому что он хотел её. До зубовного скрежета, до свербления в налитом кровью паху. Оголив деве бедро, он одним резким движением завершил работу по избавлению её от остатков платья, и провёл рукой выше, к месту, где её красивые ноги переходили в упругий живот, ныне – иссеченный и кровоточащий. Проведя ладонью по нежной коже половых губ, Гортхаур отметил, сколько кровавой влаги собралось в том месте. Он ухватил кончиками пальцев края её лона и развёл их, позволяя крови затечь внутрь и увлажнить её нутро, и зачерпнул жестокой ладонью немного крови из ран вампирицы и медленно излил тёплую алую жидкость внутрь её лона.
- Вернул – легко согласился Гортхаур и посмотрел на умайэ ледяным взглядом. – А ты замолчала. Напрасно.
В следующий миг, словно порыв ураганного ветра подбросил Тхурингветиль и с треском впечатал её в ствол вековечного дуба. Не успела умайэ осесть на землю, как он уже был рядом, чтобы ухватить её под бёдра, вжать в грубую шершавую кору всем телом.
- Говори! – приказал Гортхаур, вонзая член в её лоно, увлажнённое не соками любви, но горячей, свежей кровью.
[AVA]http://i67.fastpic.ru/big/2014/1118/ec/612f76179209d90bd0b012784469e9ec.png[/AVA]

Отредактировано Глорфиндел (2014-11-20 17:16:02)

Его дыхание сбилось, срываясь в галоп, но Гортхаур оставил вольность своего фана без внимания. Точнее – она показалась ему естественной, так же, как естественной будет казаться отсутствие возможности развоплощаться и воплощаться по собственному желанию. Сейчас его заботили лишь те дивные, восхитительные ощущения, которые хлынули в его разум сокрушительной волной. Вожделение плоти было для него внове, и на краткое время ощущения, охватившие его фана, перекрыли даже упоение собственной властью, которое Гортхаур вкушал подобно вину. Его пальцы исследовали ягодицы и талию умайэ с жадностью, которой не удостоился бы и самый диковинный инструмент. Ему хотелось большего, хотелось погрузиться в диковинные ощущения с головой, и он давил всем своим весом вперёд, ещё и ещё! Он вкушал её крик, от которого зазвенело в ушах и перед глазами расплылись алые круги, он пил её мучение, словно караванщик склонившийся к долгожданному оазису, он хотел большего.
- Громче! – приказал он, ощутив, что погрузился в тело женщины на всю длину. – Громче и яснее! Ты отказалась бороться, ты сдалась, так познай всю тяжесть своего проступка!
Его мелодия, сплетение жёстких ритмов и угрожающих нот, поднялась, распрямила свои кольца словно кобра, изготовившаяся к прыжку. В глазах Гортхаура вновь играло пламя, но змеиный зрачок смотрел холодно и бесстрастно, а прекрасные уста распахнулись, обуреваемые плотским желанием. Его мелодия, его феа потянулась вперёд, обвивая сущность вампирицы упругими кольцами, по ветвям дуба с шелестом прошлась невидимая длань, сдирая кору и корёжа ветки. С шумом глотнув влажного лесного воздуха, он склонился к её шее и запечатлел на бьющейся сонной артерии горячий, алый поцелуй. В следующий миг, кобра метнулась вперёд.
Это было далеко от того единения душ, которое необходимо эльдар и прочим для зачатия потомства. Жёсткое, бесцеремонное проникновение в самую сущность другого существа. Воля и разум Гортхаура стальным клинком вспарывали покровы феа Дортевиль, его незримая длань и ищущий, алчный взгляд проникали в самую сущность умайэ. Возможно, в иной ситуации даже ему не удалось бы подобное, но здесь и сейчас… Его сила, сила новорождённого умайа, была огромна, а она был слаба, её тело, накрепко связанное с душой незримыми нитями, пребывало в его власти, а душа… Он жаждал её не меньше, чем всего остального, и воистину, от такого слияния двух феар не могло появиться на свет ничего живого.
[AVA]http://i67.fastpic.ru/big/2014/1118/ec/612f76179209d90bd0b012784469e9ec.png[/AVA]

Отредактировано Глорфиндел (2014-11-20 18:47:02)

Сквозь вихрь ощущений он услыхал её стон и различил в нём нотки удовольствия. Располосованную спину обжигал холодный ночной воздух, но это было мелочью в сравнению с тем жаром, что теплился в его груди. По лбу Гортхаура скатилась и завязла в густых чёрных бровях одинокая капля пота. Он сильнее вдавил любовницу в ствол дуба, до предела испробовав глубины её влагалища, отступил назад и почти высвободил своё достоинство из томительного плена. Ему хотелось осмыслить град ощущений, обрушившийся на него за последние минуты, но непреодолимое томление, охватившее член раскалёнными клещами, заставило его вновь ринуться вперёд, и на этот раз, не прекращать желанных движений, раз за разом повторяя однажды пройденный путь. Бледные, великолепные ноги крылатой вестницы подрагивали при каждом толчке и порядком раздражали, отвлекая от постижения её внутренней сути.
А это и впрямь было постижение. Проникая в чужую мелодию, Гортхаур узнавал ход её мыслей, её память, её суть. Это было великолепно, она была великолепна, подобная прекрасной чёрной жемчужине в его руках. Её разум мерцал в его незримой руке полупрозрачным светящимся кристаллом. Сожми пальцы – и умайэ Тхурингветиль рассыплется ворохом сверкающих обломков, обратится в безликую силу, возможно – рассыплется стаей летучих мышей. Он медленно сомкнул свою хватку, ощущая, как под немилосердным давлением прогибается и потрескивает её феа. Он насладился несколькими секундами власти, обернувшимися для умайэ чистой агонией, и ослабил хватку. И не давая опомниться, окатил её феа волной чистого вожделения, потоком яростной мощи, водопадом желания…
Она вновь замолчала, и это ему не понравилось. Нужно было придать ей стимул, но он не мог думать ни о чём ином, кроме удовлетворения желаний и страстей своего фана… А фана требовало ещё. Сделав ещё несколько движений по чистой инерции, Гортхаур остановился. Взглядом он обежал ладное тело умайэ, чьё совершенство было подпорчено его же собственными руками… и клыками. Впрочем, такой она нравилась ему даже сильнее. Закончив осмотр, Гортхаур принялся размышлять о том, какое ещё удовольствие ему может доставить леди Мышь и как этого добиться. Идеи были разные, но большая часть из них требовала долгой работы над фана крылатой вестницы, а другая и вовсе не стоила выеденного яйца. Вот разве что… Его лицо, на несколько секунд обратившееся мраморной маской, пересекла жестокая усмешка. Он приподнял Тхурингветиль ещё повыше, так, что его член лишь едва касался её нежного отверстия, а потом запел, внося некоторые изменения в своё фана. Весьма незначительные, и вместе с тем, довольно существенные. А потом он вновь потянул умайэ вниз, обдирая ей спину жёсткой корой, и когда их интимным органам настала пора встретиться… в обе дырочки вампирицы, теоретические пригодные для совокупления, устремилось по здоровому половому члену. Причём, если с передней всё вышло славно и приятно, благодаря предыдущим «пробегам» и увлажнению, то в заднюю хозяйство Гортхаура пролезало с откровенным трудом. Он сознательно не стал упрощать сей процесс и лишь позаботился о том, чтобы дополнительный половой орган нашёл дорожку меж упругих ягодиц умайэ. Испытывающий взгляд Гортхаура не покидал её лица, он предвкушал новую порцию криков.
[AVA]http://i67.fastpic.ru/big/2014/1118/ec/612f76179209d90bd0b012784469e9ec.png[/AVA]

Отредактировано Глорфиндел (2014-11-20 21:37:30)

Двойной поток удовольствия буквально захлестнул его разум, разливаясь по всему телу, заполняя каждую клеточку его естества. Пожалуй, у иного смертного или бессмертного, окажись он на месте Гортхаура, от происходящего мозг бы потёк через уши, но в разуме этого умайа было слишком много железа, нечему было протекать. Несчастный дуб, волею случая ставший площадкой для безудержных страстей, скрипел и вздрагивал от каждого движения, коим Волк раз за разом проникал в фана темноволосой девы. Которое, меж тем, так же претерпевало изменения. Поначалу, Гортхаур решил, что умайэ решила подлечить свои раны, и его пальцы сжались на её ягодицах с отчетливым намерением проткнуть бледную плоть и добраться до самой кости, но потом он ощутил мягкое прикосновение к своей спине и улыбнулся. Как далека была эта улыбка от того, что довелось видеть Леди Мышь за последние несколько минуты! Злобы в ней не было, не было и тепла, зато – в ней и на всём лице умайа явственно читалось одобрение. Он был доволен.
Такие категории как «благодарность» уже в ту пору казались Гортхауру чем-то абстрактным и далёким от реальности, но вот поощрять подчинённых он умел всегда. И потому, он не стал вбирать Тхурингветиль всю и сразу, когда она предложила ему себя. Его ответный поцелуй был мягким, почти ласковым. Так, порой, воин касается губами лезвия верного клинка, благодаря за службу. Ласковое касание губ, осторожное поглаживание языка о язык, лёгкий вздох - таким был и его поцелуй, но лишь несколько секунд. А потом – он украл её дыхание, и вряд ли бы всем Айнур вселенным удалось бы оторвать Волка, вкусившего крови, от столь желанной добычи. Оба отверстия немилосердно сжимали его орудия, но если передняя щель уже была разработано и увлажнено, то в заднюю его член пробирался, словно сквозь терновый куст. И всё же, он продолжал тянуться вверх и вглубь, пока вновь не достиг предела, ушёл назад, а потом всё повторилось вновь и вновь, с каждым разом всё быстрее и напористее, пока изодранная в кровь спина Дортевиль не принялась скользить по дубовому стволу, словно наждак в руках настоящего мастера.
Он вкушал её, вкушал её крик, её желание, боль и наслаждение… И когда кожа умайа стала накаляться от всепоглощающей страсти, он разорвал поцелуй и с оглушительным криком впился в бледную шею вампирицы, устремился вперёд, погружаясь в неё и телом, и духом, ломая пределы, установленные самим Илуватаром под звук ломающихся костей. Но даже тёмные порой отдают что-то взамен отобранного. Захлёбываясь потоком её живительной влаги, Гортхаур с содроганием начал наполнять её своей, горячей и белоснежной, как парное молоко. Мелодия умайэ Тхурингветиль потонула в громовых раскатах и торжественном рёве пламенного горнила, древний дуб у неё за спиной с треском переломился напополам и осыпался ворохом тлеющих щепок.
[AVA]http://i67.fastpic.ru/big/2014/1118/ec/612f76179209d90bd0b012784469e9ec.png[/AVA]