[AVA]http://shadowness.com/file/item5/134332/image_t6.jpg[/AVA]
О битвах Эовин буквально грезила, наверное, с самого детства. Раз за разом она прокручивала перед мысленным взором самые разнообразные поля сражений, видя себя защищающей мирные деревни от полчищ орков, спасающей то друзей, то незнакомых детей, женщин и стариков. Казалось, еще чуть-чуть и она наяву ощутит тяжесть легшей на плечи кольчуги, меч в руке и щит на предплечье, легкий ветерок, развевающий гривы на шлемах и услышит нетерпеливое пофыркивание коня. Девушка видела себя, что уж греха таить, великой воительницей, не знающей страха и поражения, без колебаний выходящей в одиночку против двух, нет, трех, мордатых орков. Мечты, мечты…
Стоит ли говорить, что реальность оказалась много прозаичнее и грязнее? Перед роханским войском протирались Пеленорские поля, с тысячами точек-орков, осаждающих Белый город, нижние ярусы которого уже горели. То тут, то там высились башни катапульт, казавшиеся Эовин нелепыми и несуразными, а оттого еще более страшными. Над городом и прилегающей к нему равниной, где-то в высоте бескрайнего неба, застланного грязно-серыми тяжелыми тучами, похожими на густые клубы дыма, носились с противным визгом, режущим уши, назгулы на своих крылатых тварях, время от времени выныривавшие из облаков и наносящие удары по защитникам Минас-Тирита.
Стыдно, стыдно до дрожи, но Эовин испугалась. Она старалась быть бесстрашной, старалась всегда быть наравне с мужчинами, но сердце все одно сжалось в груди, чтобы через мгновение с силой удариться о ребра, как бьющаяся в клетке птичка. Глаза племянница Теодена расширились при виде бессчетных противников, чьи хриплые вопли уже были слышны, а дыхание перехватило от мерзкого предчувствия беды и липкого страха, выкарабкавшегося откуда-то из глубин души, куда девушка упихивала его всю сознательную жизнь. Вы скажете, что настоящий воин ничего не боится? Глупости. Боится, да еще как. Боится и боли, и смерти, и еще чего-нибудь. Например, змей.. Просто умеет заглушать эту боязнь, не дает ей цепкими пальчиками охватить сердце и сжать его в ледяных когтях. Воин руководствуется разумом и холодной волей, но не страхом. Только безумец истинно бесстрашен
Мерри, сидевший на коне впереди Эовин, выбрался из-под плаща, под коим скрывался весь поход, встрепенулся в седле и тоже затаил дыхание. Хоббита и племянницу короля Теодена, таких разных и ужасно непохожих друг на друга, объединяло сейчас одно – это была их первая битва, бой, на который они шли ради мира и спокойствия своих земель, оставшихся за спиной, ради оставшихся там, ушедших вперед или едущих бок о бок друзей, родных и просто тех, кого видишь каждое утро, например, идя к колодцу, и приветственно киваешь, хотя, признаться, и не знаешь имени.
- Не бойся, Мерри, - Эовин покрепче обхватила парнишку левой рукой, словно могла этим жестом защитить его или внушить уверенность. – Наберись храбрости, Мерри. Наберись храбрости ради наших друзей.
Долг – вот самое верное средство для той, в чьих жилах течет кровь рода Эорла, чтобы отогнать шевельнувшийся в душе страх. Недовольно заворчав, он свернулся обратно в клубочек, поджидая своего часа, еще не теряя надежды, но уже не пытаясь дурманить разум или заставлять сердце биться быстрее. Теперь оно стучало от пришедшего на место первого тревожного чувства азарта, предвкушения, поднимавшегося в душе, как перед тренировочным боем. Эовин вдруг четко осознала, что отдаст всю кровь до последней капли, что будет есть землю и плеваться кровью, лишь бы родные земли остались свободны, а близкие – живы.
Часть орков, оповещенная звонкими роханскими рогами о том, что поданные короля Теодена всегда приходят друзьям на помощь, уже успела повернуться и сомкнуть ряды, выставив вперед копья. Кто-то из всадников, что стоят рядом с переодетой в мужское платье девушкой, может уже не увидеть жены или брата, напоровшись на древко, увенчанное кривым наконечником. Может, это будет даже Эовин, но ей больше не страшно. Почти не страшно.
Теоден, выдвинувшийся вперед, вернулся к войску и громко командовал людьми, отправляя кого-то на фланги. В ушах гулко стучала кровь, а от слов дяди в душе поднималась ярость. Холодная, не мешающая резво мыслить, но заставляющая уже прикидывать, как половчее врубиться в ряды орков, ощетинившиеся копьями. До чего же мерзостные хари! Такие головы не жаль и с плеч снять.
Эовин в последний момент отвернулась, скрывая лицо от короля, проехавшего на коне слишком близко, хотя что он мог сделать сейчас, на пороге битвы? Отправлять в обратно в Дунхарроу уже поздно.
Оба войска перехватили копья, готовя их для первых ударов. Давно уже протиснувшаяся вперед, чтобы иметь возможность в случае беды оборонить Теодена, девушка покрепче сжала рукоять меча, глазами найдя ту брешь в стене противника, куда станет прорубаться.
- Что бы не случилось, оставайся со мной, - все же ничто женское бойкой воительнице не чуждо. Желание защитить, уберечь. Она привязалась к веселому хоббиту, теперь он в числе тех, за кого она готова без колебаний пролить кровь и отдать жизнь. – Я прикрою.
Азарт поднимался в крови, окончательно изгнав обрывки страха, было пытавшегося при виде полчищ порождений Врага, встрепенуться. Это поле боя останется за войском Рохана и защитниками Белого Города, не будет тут праздновать победу, пиная небрежно и презрительно трупы павших защитников, мерзкое Сауроново войско! Не бывать тому!
- Смерть! Смерть! – скандировало войско, вслед за королем, звавшим их в великую сечу. Эовин нашла глазами дядя, проехавшегося перед рядами рохиррим, выдохнула и вслед за Мерри заорала во всю мощь легких, вскидывая вверх и вперед руку с мечом:
- Сме-е-е-ерть!
Пропели рожки и войско с криками двинулось навстречу врагам, изготовившим копья и тучи стрел. Девушка сжала ногами бока коня, трогая его с места и постепенно набирая скорость, чуть пригнулась к холке, а в ушах все еще звучал крик дяди: «Смерть!». Всадники падали, пронзенные крылатыми смертями совсем рядом, ветер свистел в ушах. Их с Мерри конь вырвался вперед, еще ближе к полю боя и, возможно, смерти.
Лошади постепенно разгонялись, всадники вопили: кто-то – боевые кличи, кто-то просто орал. Впереди – стена орков, ощетинившаяся грубыми копьями. Острые наконечники на прочных массивных древках, немало жизней они заберут сегодня. Воздух разрезали тучи стрел, выкашивавших воинов с обеих сторон. Кони спотыкались, поймав оперенную смерть, и сбрасывали своих седоков. Кто-то мешком обвис в седле, получив стрелу в сочленение доспеха. Первые ряды орков уже начисто выкосили роханские лучники, но на их место заступили новые бойцы.
Конница врезалась в орочий дрогнувший строй, разрезав его, будто теплый нож масло. Эти порождения Тьмы сильны числом, стаей, но трусливы в большинстве своем, когда дело доходит до количественного превосходства противника или боя один на один. Рохиррим разили своими копьями врагов направо и налево, ибо ими двигал душевный порыв, единый для всех – защитить, уберечь свои земли от тяжелых кованых сапог и грубых железных топоров, что вырубят все живое, лишив жизни оставшихся за спиной женщин, детей и стариков, если сейчас всадники дрогнут.
Орки дрогнули и начали отступать, спасая свои жалкие жизни. Лишь бы назгулы не упали с неба, сильно уменьшая шансы роханского войска на одержание победы за счет первого наглого нахрапа и эффекта неожиданности.
Эовин еще в самом начале вырвалась из строя на полкорпуса вперед, заразившись душевным порывом. Деву больше не страшили ни боль, ни смерть – лишь только бой пьянил ее, ничуть не хуже крепкого вина. Пока им с Мерри удавалось успешно обрубать руки чересчур прытким оркам, пытавшимся спешить всадницу, что несколько упростило бы задачу по ее ликвидации. Конному-то сверху и рубить проще – по нижней форме биться чаще непривычнее, да и у коня есть определенное желание еще пожить, так что можно в дополнение ко всему и копытом в лоб отхватить.
Назгул появился неожиданно, грянув, как гром среди ясного неба. Вынырнул откуда-то и сумрачных туч, нависших над полями, не понять даже, с какой стороны прилетел. От резкого, пронзительного визга заложило уши. Мерри успел зажать их руками, Эовин же была лишена и такой малости – нужно было во что бы то ни стало удержать поводья и не дать коню нестись во весь опор, куда его лошадиная душа возжелает. Впрочем бесполезно зажимать уши, ведь крик этот, казалось, проникал в самую душу, поднимая со дна ее все страхи, всю застарелую боль и обиду, что годами копились в ней. Девушка и хоббит в один голос закричали, будто предприняв отчаянную попытку перекрыть своими звонкими голосами замогильный назгульский визг.
Назгулы как падальщики носились над головами роханских всадников, позволяя тварям, на которых восседали , выхватывать всадников из седел и швырять их куда-то в самую гущу боя. Раскинув огромные крылья чудовищные порождения мрака парили над Пеленорскими Полями, а их страшные хозяева перекрикивались замогильным воем, от которого даже у бывалых воинов кровь стыла в жилах. Это было их время и их боевой клич. Орки порядком осмелели и рванулись в бой с новой яростью, будто сам хозяин Барад-Дура гнал их огненными бичами в атаку. Теперь уже рохиррим, опьяненным начальным успехом, пришлось несладко.
Эовин и еще двух всадников отрезало от остального эореда: орки, размахивая кривыми ятаганами и явно трофейными мечами с хриплыми воплями теснили их куда-то. Не нападали, а именно теснили, подталкивали к неминуемой, как им казалось, гибели, еще более страшенной, нежели смерть от ударов клинков. Кони ошалели от этих воплей и близости острой стали, рохиррим уже с трудом заставляли их слушаться поводьев. Племянница Теодена оглянулась по сторонам, ища возможность сбиться с пути, что предусмотрел для нее противник, обомлела: один из назгулов приземлился прямо перед всадниками, взметнув в темный воздух облако пыли. Осознание пришло через мгновение, когда в очередной раз хрипло завопил, ликуя, кто-то из орков.
Первый из всадников попытался свернуть в сторону, дабы избежать встречи со страшным слугой Тьмы, но его конь, почувствовав близость не только мечей и орков, но и неизвестно из какой мрачной легенды явившейся крылатой гадины, встал на дыбы, сбрасывая с себя седока под улюлюканье врагов. Оба они погибли под ударами ятаганов менее, чем через минуту.
Второй роханец попытался напасть на кольценосца, но успел лишь обнажить клинок. Крылатая тварь, что носила на себе назгула, не дремала. Будто змея, она выбросила вперед голову на длинной шее, ухватила мужчину за плечо и выдернула из седла, на мгновение, как показалось Эовин, приподняв от земли коня несчастного. Все было кончено даже менее, чем через минуту. О гордом роханском воине теперь напоминала лишь окровавленное тело, похожее на кучу разодранного острыми когтями тряпья.
Остался лишь один всадник. Точнее, два, но женщина не планировала тащить хоббита за собой на верную смерть. Ей нужно было выиграть время, чтобы полурослик мог улизнуть и спрятаться в куче тел. Против такого противника ни у одного из них не было шансов, но Эовин постарается купить еще хоть несколько часов жизни для Мерри, к которому успела привязаться, пусть даже и ценой своей смерти. Помнится, она даже мечтала о такой кончине, несомненно достойной воина Рохана.
Орки не лезли в поединок, четко осознавая границы своих прав. Тот, кто вел легионы на Минас Тирит, навевая животный ужас на все живое, не нуждался в помощи.
Назгул поднял меч в замахе. Эовин вдруг четко осознала, что удар этот будет такой силы, что разрубит и коня, и ее, и Мерри вместе с доспехами. Вариантов было не так уж много, и воительница реализовала первый, что пришел ей в голову: скатилась с лошади вместе с хоббитом. Холодные пальцы сомкнулись на пустоте, хотя еще мгновение назад там была нога всадницы.
Земля жестко встретила девушку, на мгновение выбив из легких воздух. Сцепив зубы, племянница Теодена кое-как поднялась на четвереньки, оттолкнула от себя полурослика и тогда уж встала на ноги. Лишь бы Мерри понял, что ему нужно затеряться в горячке боя, а не полез защищать ее.
Действия противника Эовин предугадала в корне неправильно, но удача все же не отвернулась от нее, позволив принять верное решение. Теперь девушка стояла напротив кольценосца, в правой руке до побеления костяшек пальцев сжимая меч, а в левой – один из столбцов щита. Напасть первой на несомненно более опытного назгула было страшно.