Он стоял вытянутый как струна и в то же время расслабленный и спокойный, как скола упарившееся пиком в небо. Одежды его были длинными и тяжёлыми, крепко охватывая сильное тело, они ещё больше вытягивали его рост. Тёмно-синий шёлк был разбавлен серебренной вязью, что сверкала подобно драгоценным камням, и чёрным бархатом. Длинные чёрные волосы были собраны в косу. Черты его были острыми, чёткими, мужественными точно высеченные из бессмертного камня, а глаза сверкали двумя аквамаринами. Ничто и никто не осмелился бы оспорить их чистоту и прозрачность, так ловко он лгал.
По правую руку от него находился властитель этих земель со своей избранницей, а вокруг сновала толпа. Она говорила, пела, танцевала и веселилась, наполняя зал чистыми звенящими голосами, равными меж собой как сотня серебреных колокольчиков, но каждый из которых звучал по-своему прекрасно. И они присоединялись к их норовистому, галдящему как стая воробьёв, пенью. Ведя беседу Милиахон, - а именно этим именем он и назвался, - порой бросал по сторонам праздные взгляды, не смея даже помыслить о том, что один из них окажется подобен року.
Вот он коснулся взглядом музыкантов, прошёлся по толпе девиц, взглянул за окно, где лениво вползал на небо растущий месяц и расцветала ночь, коснулся взглядом сводов и колонн искусно вырезанных в камне, коснулся лестницы неспешно сбегающей вниз подобно полноводному белому потоку и весь галдёж слышимый в зале вдруг пропал. Точно пришёл конец Арде и Эру решивший её стереть начал со звука и послал сюда ее, чтоб забрать их души, ибо кто ещё был её достоин? И в то же время ей страстно захотелось обладать. Глупец! Он был обманут целым миром, он красоты не видел до сих пор. Все, все кто окружал его, кого он знал, блекли и чернели, если поставить возле них её. Теперь понимал, о чём молились розы, весь день следя за Солнцем они мечтали окраситься в рыжий цвет её волос что бы гореть как пламя не сгорая, молили о румянце на неё щеках что б пленять умы мужчин непорочным нежным цветом. Она шагала плавне, чем белая ладья по озёрной глади и была во сто крат величественнее. Сравнить ли это со вспышкой молнии? О нет, что молния? Она была подобна Звезде, и власть её могла держать все планеты мира. Она была подобна галактике способной притянуть миллиарды миллиардов звёзд. Слепящая молния блекла радом с торжеством этого момента. Всё что он делал до этого, всё что говорил, стало совершенно бессмысленным. В один единый миг его связали, вырвали душу, отняли сердце и подали ей вместе с ключами и цепью, а он был только рад отдать ей всё. Сердце то останавливалось, то бросалось в дикий голоп, то вновь застывало, стоило диве сойти с последней ступени и пропасть в толпе, то вновь затрепыхалось с силой ещё большей и неумолимой едва он понял, что она держит путь к ним. Замолкли ль голоса на самом деле? Нет, казалось, её явления никто не заметил, хотя толпа расступалась перед ней, и даже незнакомцы порой из вежливости в порыве хорошего настроения приветствовали Нерданэль. Но разве это было хоть сколько-нибудь важно? Один лишь взгляд и он больше себе не принадлежал. Изведал ли посланец Тёмных Сил страх? Нет, он изведал другого желания, он пожелал вернуть себе то, что негодяйка только что вырвала из его рук и ноющей груди. Вернуть немедля. Хоть отчасти. Приблизив её к себе.
И пусть лицо его не предало он всё же опустил глаза точно боялся, что другие у зреют сквозь прозрачный взор, отпечатавшийся в них лик и из последних сил прислушался к словам градоправителя, пытаясь найти в перевернутой вверх дном памяти прозрачную как леска нить разговора.
[AVA]http://s1.radikale.ru/uploads/2014/12/8/a7a19c98250afe98d93e1f982961ebb9-full.jpg[/AVA]

Он старался не смотреть на неё до последнего, до того самого мига когда его игнорирование не покажется непростительно грубым и рискнёт зайти за рамки отведённой ему роли. Но как же иначе? Он ведь боялся выдать своей мысли прежде времени, выдать чувства, что пытало в груди так ярко, что казалось кубок наполненный вином в его руках, обязан был тот час же скипеться и испариться. Какие же слепцы его окружали, если они не видели и не слышали той бури, что родилась в нём. И всё же он вынужден был поднять глаза, взглянув в пленивший его лик. Заботы тушили её взор, заставляя серые глаза сиять по-особенному глубоко, её губы лгали не безыскусно, но не смогли обмануть демона, голос звенел, но пусто как бездушное эхо. Его взор пронзил нолдиэ насквозь и увидал как за светлой как мрамор кожей её наполняла темнота иссушая какой-то заботой. И тогда ему захотелось испить из той же чаши, той же горечи, чтоб темноты стало вдвое большие, и она не была одинока в ней. Дух льда кивнул в знак приветствия, необычайно сдержанно и скупо учитывая то, что хотелось приветствовать её объятьем.
- Нерданэль, - улыбнулся владыка, - мы всегда будем рады твоему обществу, можешь не смущаться. Скажи нравиться ли тебе здесь? – эльф без сомнения заметил её усталость, но не осмеливался прямо указать на неё, опасаясь, что это прозвучит упрёком.
Для майа же его слова утонули во времени, стоило его устам бросить в него столь жестокую насмешку. Нердаэль прозванная Мудрой! Жена Феанора! Будь Эру проклят! Мужчине захотелось закричать от скрутившей его боли. Такого удара он не ожидал. Жестокая судьба вначале подарила ему любовь, дав сполна вкусить ей сладкий аромат, сорвала с мира покрывало тьмы, дав взглянуть на краски мира, а затем отняла у него и слух, и глаз, и все те чувства что имелись, оставив лишь боль. И он закричал бы, если бы страдания не оглушили его, заставив окаменеть. Серо-голубые глаза с печалью изучали черты в одночасье ставшие родными и понимали, что мир ему лжёт. Она не здесь, не в шаге от него, она за океаном, за Гранью Мира, на замке в Чертогах Единого.
[AVA]http://s1.radikale.ru/uploads/2014/12/8/a7a19c98250afe98d93e1f982961ebb9-full.jpg[/AVA]

Нерданэль холодом обжёг его взгляд, заставив зябко повести хрупкими покатыми плечами. Он укорил себя за то, что причинил ей неудобство, ему следовало покорно опустить взгляд,  наполнив его виной и раскаяньем, но ни один мускул ан его лице не дрогнул. Он был не в силах отвести от неё глаз как слепец, обрётший зрения, не в силах был закрыть глаза и отвернуться от мира, так и полюбивший не мог оторвать взгляд от избранницы. Она была усладой подобной свету, без неё глаз вынужден был созерцать пустую чёрно-белую оболочку мира, и лишь она была способна раскрасить его в любые понравившиеся ей цвета. Но взор демона не мог передать этой любви, он просто не умел этого, даже если бы ему захотелось, хотя Милиахону казалось удивительным, что эльфийка ещё не вывела его на чистую воду. Её губы улыбнулись ему, и сердце тот час же высекло на своей поверхности их плавный изгиб. Он ответил ей полуулыбкой, уста его чуть поджались, а губы едва заметно дрогнули.
Похоже, он пугал её своим каменным лицом, молчанием, пронзительным взглядом. Он слушал слова градоправителя, но не слишком внимательно. То, не решаясь поднять на неё взор до неприличия долго, теперь он так же долго смотрел, вновь приближаясь к неучтивости, но совершенного иного толка. Но что поделать, если глаз никак не могут насытиться? И да, молчал, молчал как безучастная статуя и даже чем-то был на неё похож своими точёными чертами. В мыслях посмеиваясь над самим собой:

«Как тот актер, который, оробев,
Теряет нить давно знакомой роли,
Как тот безумец, что, впадая в гнев,
В избытке сил теряет силу воли, -

Так я молчу, не зная, что сказать,
Не оттого, что сердце охладело.
Нет, на мои уста кладет печать
Моя любовь, которой нет предела.*»

Со скрытой за сталью глаз неохотой он отвёл взгляд от нолдиэ, воистину разве он мог сказать ей что-то? Сейчас любое лишнее слово казалось кляксой, которую позже будет невозможно отмыть, быть может, его молчание тоже ошибка, но куда меньшая, чем неверное слово. И он готов был проклясть Владыку за то, что он обратил на него её внимание, хотя, кончено, это было неизбежным.
Серо-голубой взгляд коснулся изящной ладони, чьи пальцы были покрыты следами до боли знакомой работы. Феа хотело склониться перед ней, губы пылали, желая встретиться с мягкой кожей и скрыть каждый из следов, оставленных на них работой, но он всего-лишь протянул ей руку и холод сошёлся с сухой пылающей ладонью невероятно сильной, но осторожной, в коротком сдержанном рукопожатии.
- Здесь очень красиво, но красоту этому залу придают отнюдь не украшения, а его обитатели. Я рад, что жители Средиземья не забыли свет Амана и его жителей, здесь Благая Земля кажется недосягаемо далёкой, я удивлен, что они так тепло приняли меня. Но меня гнетёт близость Моргота, - с удивительной откровенностью ответствовал ей майа, а затем продолжил, как ни в чём не бывало: - Я заметил на ваших руках знакомые следы. Скажите, вы ведь скульптор?
[AVA]http://s1.radikale.ru/uploads/2014/12/8/a7a19c98250afe98d93e1f982961ebb9-full.jpg[/AVA]
*- 23 сонет Шекспира.

Отредактировано Болдог (2014-12-10 20:35:29)

Сбросить бы с себя мантию да накрыть её хрупкие подрагивающие плечи. Разве холод это проблема? Мороз был его псом, прикажет – и тот отстанет, быть может, он не мог даровать своей даме тепла и жара пламенных духов, но он мог отогнать от неё прорывы ледяного ветра, только над одним холодом он был не властен – над душевным. Но не мог даже пальцем пошевелить без её просьбы, а она не попросила с видом эльда которой всё это уже неважно. Должно быть, усталость звала её в постель.
Рукопожатие продлилось на мгновение дольше положенного, а глаз женщины коснулась задумчивая пелена. Он напомнил ей кого-то… должно быть мужа, так тепло и блаженно засияли её серые очи, наполняясь всеми красками мира. А он не знал благодарить в этот миг Феанора по чьей вине она продлила краткий миг их приветствия, ведь именно у него были украдены эти мгновения, или же проклинать за то, что он опередил его, забрав любовь всей жизни.
Слова прозвучавшие после не имели особого значения ибо не нашли отклика в сердце Нерданэль. Она ответила учтивостью, затем предсказуемо помрачнела и лишь последнее замечание попало в точку. Разоблачение вызвало удивление, а затем и интерес, который он немедленно возжелал использовать и распалить.
- Да, - немедля выдохнул мужчина. – Это давнее увлечение, я обучался работе с камнем ещё во времена создания Арды. А ведь я слышал о ваших работах, пусть и от третьих лиц, но они все уверяли, что ваши скульптуры не отличить от живых.
Тут уж пришла его пора, как хорошего актёра, сыграть её же сдерживаемый интерес и поддержать блеск распалившихся глаз своими. Но так же молчать. Делав вид что на его уста кладёт печать та же неуверенность и неловкость.
[AVA]http://s1.radikale.ru/uploads/2014/12/8/a7a19c98250afe98d93e1f982961ebb9-full.jpg[/AVA]

Ответом ему был разгоревшийся на щеках румянец и внимание, а большего он и пожелать не мог. В пустую печальную эльфийку словно вдохнули жизнь. И пусть он не мог разжечь пламени, в его силах было поддержать и сохранить. Нерданэль ответила ему скромно, словно смущённая его опытом, но смелостью ей послужила жена градоправителя, говорившая честнее и жарче чем многие творцы о своей работе. Демон опустил глаза на замысловатое, красивое кольцо, подмигивавшее ему зелёным глазом. Прекрасное творение. Ох, если бы у него было хоть что-то от неё!
- Быть может молва и преувеличивает, но вы умеете, и ковать и валять скульптуры, мне же дано лишь последнее, - мужчина чуть помедлил, словно набираясь смелости. – Быть может, вы позволите мне взглянуть на ваши работы и самому сделать вывод? Столь острое противоречие пробуждает интерес.
Но надежде не суждено было оправдаться. Тьма выкрала дарованный ему огонёк, потушив его как язычок пламени, на тоненькой свечке. Нолдиэ коснулась головы, поморщилась от боли и в мгновение ока, точно дым растворилась в толпе. Её мимолётное касание заставило феа до боли ударить в грудь, пальцы желали перехватить её запястье, но он остался неподвижен, как статуя и все чувства погасли в нём, превращая мужчину в живой и пустой гранит. А кем же ему быть вдали от неё? На миг он ощутил себя фана оставленное душой, и от этого ощущения стало дурно и страшно.
Майа выждал немного, мысленно сосчитав до пяти, после обернулся к градоправителю и его жене:
- Позвольте и мне покинуть вас ненадолго, - с почтением поклонившись обоим, Милиахон нырнул в толпу, выискивая в ней знакомый силуэт, зелёное платье и рыжие волосы.
Он не знал, что именно собирается сказать или сделать, просто хотел вновь взглянуть на возлюбленную, а там действовать по обстоятельствам. Увы, Фортуна никогда не была на стороне Тёмных, так и в этот раз он достиг желанного, но слишком поздно. Когда взор нашёл её, нолдиэ уже сбежала вниз по лестнице и неспешно брела прочь. «Упустил…» - с досадой подумал он, обжигая её страстным взглядом. Сейчас было можно, сейчас его никто не видел, в том числе и она хотя толпа шумела у него за спиной, мало кто смотрел в его сторону. «До чего же хороша… Неужто ты действительно достойна этого глупца Феанора чьи поступки безумны, а в голове одни лишь желания да задетая гордость. Что ты нашла в нём такого? Чем же он пленил тебя?» - в её звучании он расслышал частичку его пламени, ту самую частичку, которую творец вкладывает в свои творения. Взгляд его привлёк разноцветный блеск камней в пылавших пламенем волосах, и мужчина улыбнулся, отходя в густую тень, где его не заметил бы даже эльфийский взор, а он, тем временем, как невидимка мог бы следить за ней.
Холод пронизал тонкую золотую нить украшения, делая её хрупкой и податливой, порыв ветра налетел на Нерданэль, срывая с неё украшение, распуская волосы, и бросая безделушку в бегущую рядом речку. Горный поток, весёлый и шумный сверкающий в ночи взбиваемой порогами пеной был, что мальчишкой укравшим игрушку у девчушки. Он схватил брошенную ему добычу и понёс его вдаль – в сторону реки преграждавшей путь в город. В ночи женщина вряд ле смогла бы отыскать украшение.
Проследив за развитием событий с лёгкой улыбкой на устах Милиахон вернулся в зал. Сердце гнало его прочь от толпы, приём без неё терял всякий смысл, но долг вынудил его остаться и довести спектакль до конца. К сожалению тот продлился до глубокой ночи. Демон едва нашёл в себе силы досидеть до конца, а под конец ему в голову забрела и пустила корни безумная идея, а потому покинув зал, он поспешил к окнам её опочивальни.
[AVA]http://s1.radikale.ru/uploads/2014/12/8/a7a19c98250afe98d93e1f982961ebb9-full.jpg[/AVA]

Ему приходилось ступать легче лёгкого, дабы острый эльфийский слух не уловил его шагов, и пусть женщина казалась на пиршестве изнеможённой усталостью и тоской она всё-таки вряд ле потеряла слух. Напротив, печали, как правило, мешают уснуть. Пробраться в дом не составило большого труда. Издали по тонкой полоске света брошенной на траву было видно, что дверь не заперта, - видимо расстроенная Нерданэль позабыла провернуть ключ в замке, тот так и остался в скважине со стороны дома. Переступив порог, майа прислушался к царившей в доме тишине, а затем осторожно прикрыл дверь и запер её, оставив ключ на видном месте - у ближайшей тумбы. Взмахом руки погасил огонь в коридоре и в наступившем мраке тихо обошёл весь дом, пока не наткнулся на лестницу, ведущую на второй этаж, а там и спальню.
На пороге он застыл, точно очнувшись от морока, и рука примёрзла к изящной и тонкой как лоза ручке. «Зачем же я здесь?» - спросил он стоявшую перед ним дверь. – «Чтобы любить её или быть любимым? Что я забыл здесь? Её покой, её сон, её жизнь?» Майа закрыл глаза пытаясь заставить себя уйти, сгинуть как проклятущую чёрную тучу, что кляксой висела посреди белого дня не знавшая сконфузиться ей и уйти или же пролиться наземь дождём делая то, что было в её природе. Но был не в силах оторваться от своего Солнца, то держало слишком крепко, но и подойти не решался, боясь обжечься. «Она ведь чахнет по другому, скучает по нему… Не лучше ли будет мне привести сюда её детей и мужа это будет поступком доказывающим мою любовь…» - рука его дрогнула крепче хватаясь за ручку точно желала содрать её и выбросить, а холодных глаз коснулся колкий жестокий блеск. «И что я получу в итоге такого доказательства? Оценит ли она мой поступок? Вероятно не так, как мне бы хотелось. Глупец! Я лишь приближу её к мужу и отдалю от себя. Она могла бы обрести счастье рядом со мной! Я был бы лучшим мужем, чем Феанаро, я бы не бросил её в одиночестве, не отнял бы у неё детей, не убежал на бессмысленную и глупую войну. Так с какой стати она должна быть подле него!? Он не достоин! Не достоин! И эта ночь будет моей…» - мужчина нажал на ручку и тихо пробрался внутрь.
Комната была окутана сладким полумраком, хотя через распахнутую дверь, ведущую на балкон, внутрь рвался чистейший звёздный свет. Взгляд его коснулся кровати, но тут же рухнул на пол к мерно вздымающему бока зелёному комочку. Запала словно и не было. Он пал пред ней на колени, заглянул в прикрытое рыжими прядями лицо и огорчился глядя на боль, которую оно выражало. На миг испугался решив что нолдиэ не спит, а просто беззвучно плачет, но та никак не отреагировала на его появление. «Я проклят самим Эру,» - подумал он, с улыбкой коснувшись пальцами её щеки, мимоходом смахнул с прокушенных губ каплю крови скатившуюся в уголок рта. – «За все грехи что совершил, он наказал меня так безжалостно жестоко, что Мелькор воистину имеет право называться его сыном. Лучше бы мне было не знать любви, но раз уж так свершилось… Что же мне делать?»
Майа осторожно взял её на руки и положил в постель, небрежно накрывая босые ноги одеялом и кладя на его край тонкую женскую ручку, как если бы она сама укрыла себя. Сам сел подле неё, осторожно смахивая с лица, горевшие в ночи пряди. Она была так слаба и вымотана, так несчастна что желание окутать её чарами вновь вернулось. Он бы мог подарить ей ночь полную наслаждения и неги, полную любви и нежности. Наутро она не вспомнила бы ничего, но память осталась бы с ним… Её губы, её кожа, ей стоны. Но где ему найти силы на то, чтобы посмеяться над ней так жестоко? Нет сил - она обезоружила его в своей беспомощности.
- Спи спокойно, моя Варда. Властительница ночи, звёзд и моего сердца. Спи сладко… - прошептал он и, склонившись, украл с её уст один жаркий поцелуй. Быть может единственный отпущенный им.
И вновь он не зал как ему поступить. Ноги вывели его на балкон, и он застыл у резных деревянных перил. Ему хотелось развоплотиться от терзавшей его боли, раствориться призраком, растаять и ждать когда придёт конец всему и когда Единый наконец сотрёт Арду, его боль, самого Милиахона. Горечь комом встала у него в горле. «Прочь, глупец, беги отсюда прочь! Спасайся, пока можешь и больше никогда не приближайся к ней!» - собравшись с силами, он перемахнул через перила. Тело двигалось до смешного легко и быстро, хотя душа казалась, вот-вот оборвётся. Он приземлился в саду, окружённом высокими кустами, в чьих бутонах дремали цветы почти невидимые за изумрудной листвой покрытой чёрной тенью. Городской сад, на который смотрели окна её дома, был прекрасен, но демон не замечал этой красоты. Красота навек поблекла для него. Феа выло, облекая свой вой в мелодичные строки одна за другой, сами собой складывающиеся в голове и он бродил под неё окнами, не замечая как в ругани с самим собой крепчает его голос:

«Как я могу усталость превозмочь,
Когда лишен я благости покоя?
Тревоги дня не облегчает ночь,
А ночь, как день, томит меня тоскою.

И день и ночь - враги между собой -
Как будто подают друг другу руки.
Тружусь я днем, отвергнутый судьбой,
А по ночам не сплю, грустя в разлуке.

Чтобы к себе расположить рассвет,
Я сравнивал с тобою день погожий
И смуглой ночи посылал привет,
Сказав, что звезды на тебя похожи.

Но все трудней мой следующий день,
И все темней грядущей ночи тень.

Смежая веки, вижу я острей.
Открыв глаза, гляжу, не замечая,
Но светел темный взгляд моих очей,
Когда во сне к тебе их обращаю.

И если так светла ночная тень -
Твоей неясной тени отраженье, -
То как велик твой свет в лучистый день,
Насколько явь светлее сновиденья!

Каким бы счастьем было для меня -
Проснувшись утром, увидать воочью
Тот ясный лик в лучах живого дня,
Что мне светил туманно мертвой ночью.

День без тебя казался ночью мне,
А день я видел по ночам во сне.*»

В его словах не было ни капли Тьмы и всё же они тяготили если не немых слушателей в лице роз, то хотя бы его самого.

*-28 и 43 сонет Шекспира. [AVA]http://s1.radikale.ru/uploads/2014/12/8/a7a19c98250afe98d93e1f982961ebb9-full.jpg[/AVA]

Отредактировано Болдог (2014-12-13 20:45:47)

Слова растревожили хрупкий сон стоявший меж ней и явью, служивший ему как мантия-невидимка скрывая от глаз и позволяя быть рядом. Каждый миг он запечатлевал в своём сердце, каждый вздох, каждую скатившуюся со щеки слезинку как маленький мальчик, бережно складывающий в копилку набранную мелочь, которая, тем временем, была самым большим сокровищем, коим он имел счастье владеть. Как же повезло Феанору. При мысли о том, как ничтожно дарованное ему судьбой и как огромно достояние её мужа он чувствовал себя бедняком и как бедняк его грызла чёрная зависть, когда он думал о богаче. Но нет, сон не развеяться так просто, он удержит его магией, чтобы ещё пару минут любоваться властительницей его души и помыслов, чтобы коснуться её губ своими, срывая с них осторожный поцелуй опаляющий своим желанием, как срывают розу без её дозволения. Но что роза, сорвав её – и она тот час же станет хуже, ибо начнёт увядать, а Нерданэль стала лишь краше и желание.
Нолдиэ дёрнулась во сне, и он придержал её лицо рукой, не разрывая поцелуя, стирая со щеки солёные капли слёз и согревая холодную кожу своим жаром. Когда он отстранился женщина сияла, и он без труда распознал это сияние, стыдно было бы не узнать того, с чем он познакомился едва-едва, тем, что открылось ему мгновение назад и стало его сутью. Он ответил ей той же улыбкой, в груди неспешно разлилось безбрежное как океан сладостное счастье. И вот они сидели во мраке спальни, захваченные одним и тем же чувством, все его помыслы были прикованы к эльфийке… а её к мужу.
«Конечно, у тебя нет причин думать обо мне,» - здраво рассудил он, но сердце наполнилось болью и ощутило себя преданным существом, которое было ему дороже себя самого и в этом предательстве наполнялось злобой и жестокостью. Он подарил ей покой и тепло, вновь украв ласку предназначенную её мужу, и от час же возжелал забрать её всю, без остатка, а если не удастся украсть у него, Феанора, жизнь.
- Прости меня, - тихо взмолился он своей спящей богине, - но мне не вынести этой боли.
С этими словами он стёр слезу со второй её щеки и высвободил руку.
И вот теперь как беспокойный полтергейст бродил под стенами её дома, что были страшнее гор, окружавших этот город, читал стихи и пел, и песнь его походила на одинокий вой волка, отвергнутого любимой волчицей, как и зверь, он выл от того, что не мог справиться с болью:

«Твоя ль вина, что милый образ твой
Не позволяет мне сомкнуть ресницы
И, стоя у меня над головой,
Тяжелым векам не дает закрыться?

Твоя ль душа приходит в тишине
Мои дела и помыслы проверить,
Всю ложь и праздность обличить во мне,
Всю жизнь мою, как свой удел, измерить?

О нет, любовь твоя не так сильна,
Чтоб к моему являться изголовью,
Моя, моя любовь не знает сна.
На страже мы стоим с моей любовью.

Я не могу забыться сном, пока
Ты - от меня вдали - к другим близка.

Ты утоляешь мой голодный взор,
Как землю освежительная влага.
С тобой веду я бесконечный спор,
Как со своей сокровищницей скряга.

То счастлив он, то мечется во сне,
Боясь шагов, звучащих за стеною,
То хочет быть с ларцом наедине,
То рад блеснуть сверкающей казною.

Так я, вкусив блаженство на пиру,
Терзаюсь жаждой в ожиданье взгляда.
Живу я тем, что у тебя беру,
Моя надежда, мука и награда.

В томительном чередованье дней
То я богаче всех, то всех бедней.*»

Тем временем наложенное им заклятье давно истлело, позволяя нолдиэ выбраться из объятьев сна и растревоженной подойти к перилам. Но Милиахон не замечал её захваченный душевными муками и возможно продолжал бы свою песнь до самого рассвета (тот был не так уж и далёк), если бы не надумал мимоходом сорвать один пышный бутон и растрепать его . Выпавшие наружу лепестки взмыли ввысь, подхваченные тёплым ветром, мужчина проследил их полёт взглядом, а они приземлились точно на перила перед Нерданэль. Мужчина застыл на какое-то время смущённый и напуганный тем, что его тайна могла быть раскрыта.
- Просите меня! – бросил он, наконец, собравшись. – Я не хотел тревожить ваш покой, но видимо увлёкся. Я сейчас же уйду, но скажите… всё ли с вами в порядке? Вы выглядите такой измотанной и печальной. Не случилась ли с вами какая-то беда?
Нолдо подошел ближе к балкону и лунный свет сыграл с его чертами злую шутку. Бьющая из-за спины луна осветила его силуэт, но на лицо бросила тени, деля ещё более похожим на Феанора, но глаза его блестели как две маленькие голубоватые звездочки. Он всё ещё выглядел немного смущённым, но в целом вновь походил на спокойную серую скалу посреди изумрудного океана надёжную и желавшую знать, что же стряслось с хрупкой эльфийокй.

*- 61, 75 сонеты Шекспира. [AVA]http://s1.radikale.ru/uploads/2014/12/8/a7a19c98250afe98d93e1f982961ebb9-full.jpg[/AVA]

Обсыпанная нежно-розовыми лепестками розы в зелёном платье она походила на дриаду – служительницу Йаванны и ещё больше чем когда либо, на эльфа. Последнее должно было ранить его, вызывая жгучую неприязнь, но она была неприменима к Нерданэль. В её хрупких нежных чертах крылась такая огромная сила, что она смогла стереть оставленную её мужем и детьми рану исцелить её одним лишь взмахом ресниц. И теперь он стоял глядя вверх и наслаждался открытым ему зрелищем точно восходом Солнца. А его Солнце меж тем было смущено, мечтая вновь зайти, но не могло.
- Любопытство не названо пороком, - легко бросил Айну желая стереть её смущение. – А вот тревожить сон женщины, которая и так устала почти грех.
Он не видел себя со стороны, потому не знал, что так ранило её, видел только что бледные пальцы впились в перила и женщине захотелось убежать, скрыться во мраке комнаты и вовсе не от смущения. Она вновь говорила о муже,  вспоминала детей и тяжёлый переход, неужели он растревожил какие-то особенно больные воспоминания? Сейчас её здесь удерживала разве что тонкая нить приличий, но, как и на празднестве, она в любой миг имело право развернуться и уйти, и такая свобода тяготила его видневшейся на горизонте разлукой. Разум кричал ему – «пусти её и сам уйди», но он не слышал его воплей. Мгновения назад он убежал из её покоев, а теперь был готов на всё, чтобы продлить мгновение их встречи.
- Настолько что вы бродите посреди ночи в реке? – поинтересовался майа. – Подол вашего платья всё ещё влажный и готов поклясться, что вижу на нём бледные пятна оставленные песком. – Милиахон чуть помедлил, затем мягко улыбнулся, - ваши горести и тоска ничем не помогут мужу и детям, напротив они огорчаться, если узнают, как сильно вас гнетёт тоска и будут считать себя виновниками ваших страданий. Не печальтесь, Нерданэль, постарайтесь отвлечься.
[AVA]http://s1.radikale.ru/uploads/2014/12/8/a7a19c98250afe98d93e1f982961ebb9-full.jpg[/AVA]

«А как скромна…» - подумал он, греясь в лучах её улыбки. «Если бы мне было дозволено обнять тебя, я бы сделал это тот час же, не задумываясь. Вспорхнуть бы к тебе на балкон, да поцеловать.» Ей понравился  его голос. Майа благодарно кивнул, стараясь выглядеть польщённым, но не сверх меры. Он бы с радостью пел для неё, как соловей всё утро, как славно было бы будить её своим голосом на заре.
- Благодарю вас, хотя мой глас далеко не самый прекрасный из тех, что даровал нам Эру. Жаль вы не слышали как звонко пели ручьи на севере. До того как его накрыла тень Моргота, этот край был полон белизны и покоя, а не той мёртвой тишины что царит там ныне.
Милиахон прикрыл глаза в печали, припоминая давние времена и обиды на Аманских правителей, что запустили те края, но воспоминания едва ли ранили его серьёзно, хотя и отразились на лице грустью. Плевать на Валар с их замашками! Сейчас одна единственная эльфийка занимала его куда больше всего Валинора, всего этого мира. Он жаждал связать с нею свою судьбу, одна беда – он она не позволит.
- В моей проницательности нет ничего удивительного, я всего лишь посмотрел на мокрое платье, - улыбнулся нолдо. – Тут достаточно лишь толики внимания. И не огорчайтесь так своей утрате, быть может, это добрая весть, пророчащая скорое возвращение вашего мужа у которого появиться повод порадовать вас новым подарком.
«Очаровательно, стою столбом у её ног и говорю с ней о её муже, о котором хочется говорить в самую последнюю очередь. Неужели нет в мире больше тем? Звёзды, цветы, искусство, война, политика, она сама, что угодно… Но нет, коли тебе хочется говорить о Феаноре, я буду говорить о Феаноре. Говорить и смотреть на то, как ты чахнешь по нему как цветок, который забывают поливать, можно подумать никто другой не может о тебе позаботиться. Ничего, коли ты совсем засохнешь, я найду способ выкорчевать тебя с его грядки…» Демон горько усмехнулся:
- Увы, мне ли не знать, как трудно приказать своему сердцу, оно порой так слепо и глупо в своих стремлениях. Точно маленькое несмышлёное дитя способное на безудержную искреннюю радость и на безбрежную губящую печаль. Но мы должны держать его в узде, если не для самих себя, то ради тех, кто дорог нам. Искусство же требует от нас гораздо больше, чем труд, время и мастерство, оно требует от нас души, а ваша душа не здесь, как же без неё закончить работы? Призовите её назад и сможете завершить всё что начали. – Демон помолчал немного, всматриваясь в чудесные черты, осенённые сияющей белизной мрамора от которой щёки и губы, горели ярче рубинов. – Нерданэль, вам лучше вернуться в дом, вы мерзнете…
[AVA]http://s1.radikale.ru/uploads/2014/12/8/a7a19c98250afe98d93e1f982961ebb9-full.jpg[/AVA]

Даже во мраке он без особого труда заметил, каким интересом наполнились её глаза, расслышал в голосе живость и узнал любопытство. Значит ей нравиться география? Интересно, а что ещё? Сердце его забилось быстрее, хотя внешне он оставался холодным и собранным, даже в какой-то мере отчуждённым. Но печаль, отразившаяся на его лице, ранила эльфийку.
- Не корите себя за это, - легко ответил майа. – Моя печаль не ваша вина. Что поделать, Бауглир забрал себе эти земли и Валар не пожелали ему препятствовать. Мне следует просто принять это как данность и идти дальше. Но я столько веков провёл на севере что мне нелегко это сделать. До того как Враг отравил эти земли тенью смерти снег там был белым и лёгким как вата, а лёд прозрачно-голубым как стекло. Казалось, что могучая рука Эру бережно укутала земли мягчайшей периной. В то время когда юг был местом, где земля полнилась буйным цветом, север был уголком, где она отдыхала и спала до поры, до времени. Но то, что видно глазу на поверхности лишь часть его красот, основное богатство кроиться в его недрах, платина, золото, сталь, серебро, медь, драгоценные камни в недрах гор и воды. Сотни рек берут начало от плачущих гор севера и слёзы их даруют жизнь югу, пересекают его полноводными потоками, бурными речушками или тайком крадутся под землей, незримые питая сотни корней. Вот что такое север – не только смерть, но и жизнь, не только белый, но и серебряный, и жёлтый, и красный, и зелёный блеск. Он и поныне не утратил своего великолепия, доступного каждому кто захочет смотреть. Моргот не отнял его красоты, лишь прибавил ему зловещих красок мешающих узреть все остальные. Надеюсь, что мои слова зародят в вас хоть каплю любви к этому краю, а не только слепую ненависть, хотя его красоты не передать одними словами, даже мне она раскрылась далеко не сразу.
И вновь она грустила о чём-то, а как хотелось стереть с лица эти мучительные гримасы смущений, ужимок, неловкости и грусти. Они лишь портили лицо, лично сотканное Эру, который вложил в него простоту изящество и мягкость. Она должна была улыбаться, гореть интересом, смеяться, она была создана для счастья, для любви и вожделения, но судьба отчего-то сыпало на неё горечью, от которой нолдиэ казалась старше своих лет и неподъёмно тяжёлой. И тогда он присмотрелся к её грусти, прислушался и почти смог уловить ход мыслей. Он говорил о Феаноре однако, - о чудо! – не только с восторгом и тоской она думала о муже, но ещё и с опаской, и со смятением. «Только бы узнать наверняка, где именно вы с ним не в ладу…» - с надеждой подумал майа, не изменив своему каменному выражению. Женщина тем временем тряхнула головой, с которой тихой кружась как огромные снежинки пали цветочные лепестки, венчавшие ей короной, и постаралась отстраниться от горестной мысли.
- Я слышал, что эльда отдают часть души своим детям и мужу, - с искренней печалью отозвался мужчина. – Но не думайте о горечи расставания и пустоте следующего дня, подумайте лучше о том, что каждый пройденный час приближает вас к неотвратному мигу единения и коли так грустите – радуйтесь, что за спиной ещё один день. Печаль лишь подсыпает в горсть минуты, в то время как радость и веселье легко сжигают их. И не печальтесь о моих муках, вы лишь облегчаете их, - нолдо мягко улыбнулся и его серо-голубые глаза-звёзды засияли чуть ярче и отчётливее. – Слушая вас, я отвлекаюсь от своей беды, а вы облегчаете свою ношу. К тому же мне приятно будет знать, что вам стало лучше, путь даже чуточку.
Но вот беседа неуёмная как заходящая луна, клонилась к своему концу. Женщина ёжилась под ветром, переступая с одной ноги на другую, он знал, что пол там холодный и что ноги её необуты, но, к сожалению, не имел права выдать своего знания, а значит и немедленно отправить нерадивую в постель… постель… «Наверное я дурак,» - подумал Милиахон низко и учтиво согнувшись  знак прощания. – «Мог бы сейчас лежать с ней под одеялом и пить сладость этих мгновений как бесценное вино. Но нет, вместо этого ты идёшь назад, в проклятущий серый замок, полный скучных эльфов, чтобы лгать, и лгать, и лгать. И когда я только успел превратиться во второго Саурона? Ну, всё, уходит, отвела свой взор, направилась к двери. Быть может ещё не поздно прокрасться через задний ход, пока никто не видит, и набросить на неё чары? Довольно. Пора и мне отвернуться и уйти своей дорогой. Прощай моя избранница. Прощай моя душа. Моё сердце. Моё счастье. Взглянуть бы на тебя ещё хоть раз… нет, правда, пора.»
Айну развернулся и опустив взгляд на цветные каменные плиты под ногами насмешливо подмигивающих ему серебром росы и неспешно побрёл в сад. Точно так и нужно было, точно всё хорошо и в душе его ничего не твориться. Если бы себя он мог обмануть так же легко, как всех вокруг жизнь его была бы проще, но нет, такого мастерства он ещё недостриг.
Но голос догнал его в пути, одёрнул, заставил обернуться. «С радостью!» - ликующе воскликнула его душа.
- С удовольствием, - с почтительной скромностью и вежливостью объявили его губы.
Майа развернулся, кляня себя за то, что не может бегом кинуться к ней. Неспешно подошёл к дверям, дождался, когда их отворят, и вошёл в наполняющийся алыми лучами Солнца дом, огляделся как впервые и мягко улыбнулся:
- Здесь очень красиво, вы весьма аккуратная хозяйка. [AVA]http://s1.radikale.ru/uploads/2014/12/8/a7a19c98250afe98d93e1f982961ebb9-full.jpg[/AVA]

Слова нолдиэ тронули майа. Ей понравился снег, её заворожил искристый блеск льдов, а он мог бы показать её такой север, которого она ещё не видела. Всю его красоту, великолепие, блеск, мощь и гибельность. Молчаливый Хэлкараксэ, спокойная и непоколебимая твердь обладала завораживающей и ужасающей силой тайфуна, извержения, ценами или смерча. Эльфы испили уже из этой чаши. Он видел какие следы оставили на ней холода, но она вряд ле изведала той завораживающей страшной губительной мощи что подарил им Мелькор. А ведь она запала Милиахону в душу сильнее описанных богатств. Ему хотелось, чтобы женщина изведала этой красоты, но, увы, желание его обречено было остаться неудовлетворённым, ибо Тёмная Песнь льдов претила тонкой эльфийской организации. Но если бы очаровать её…
Слова о детях заставили его взор смягчиться, а губы сами собой расползлись в полуулыбке, хотя на душе становилось темно и пусто. А как сияло её лицо, при мысли о сыновьях! Жаль он лишён столь драгоценного дара быть отцом. Сколь безумно желанной была мысль подарить ей ещё одно дитя к их общему счастью. Вдохнуть пламень жизни в неживое, сняв с Нерданэль платье, а вместе с ним всю честь и стыд. Конечно, то был бы грех, а не истинная любовь супругов, но как дурманила эта мысль, всё глубже и глубже и глубже погружая его во мрак и запустение. И светлая идущая от сердца картина делала его жизнь более одинокой, хотя казалось обручённая любовь, что даровал ему Эру, уже низвергла его на самое дно.
- Истинно так, - тихо выдохнул он. – Но быть может ваша любовь, и внутренний свет сотворят чудо, и, с благословения Илуватора, вы принесёте в этот мир ещё одну жизнь.
«Ты готова отдать жизнь ради своего чада, но как жаль, что власть над одним из семерых не обещает полной власти над тобой, иначе я бы схватил всех… или обещает? Но нет, разве я могу принести тебе столько боли? Но, тьма единая, как же ты мною желанна. Стоишь, смотришь мне в глаза и даже не подозреваешь, что я принадлежу тебе целиком и безраздельно как подарок, как раб. Но ты и не должна знать, моя Валиэ, в том моё спасение, мой шанс.»
- Поправима ли? – вопрошал нолдо, и улыбка на его устах стала шире, а в голосе звенела надежда. – Думаю что да, поправима.
Женщину задела его беда, эльфийка желала ему добра искренне и всем сердцем, хотя на балу была безразлична ко всему. О да, похоже его беда действительно поправима и быть может ему удастся дотянуться до неё крадя украдкой мгновения любви и нежности что предназначались не ему, отвлекая её от бед и даря улыбку, становясь тем, кто будет ей интересен, тем кого она смогла бы полюбить. Быть может, это смутит её разум, обманет чувства и она отдастся ему? Конечно, об этом было так рано говорить, но как желанна она была, как желанна. Безумие, мутившее его рассудок, рисовало дивные и страшные картины, ей хотелось обладать безраздельно, прямо сейчас забыв обо всём на свете. И в то же время его ранила боль, жившая на её лице в каждой из этих картин. Неужто Единый заставит его выбирать меж своим счастьем и её?
А что если нет?
Зов был подобен свету во мраке и неважно что это: звёздный луч, солнечный рассвет или мерцающий огонёк на болоте, одурманенный он с охотой переступил порог дома обнадёженный весельем проскользнувшим в её голосе и очарованный румяной красотой щёк.
Эльфийка тут же повела его в мастерскую и в тусклом свете подсвечником майа, с довольством и гордостью отметил красоту её работ и старательность.
- Мне почти не солгали, - скупо отозвался Милиахон, позволив говорить не устам, но восхищённому заинтересованному взгляду, что изучал статуи, - они практически живые. Особенно эта…
Мужчина остановился напротив Феанора и улыбнулся своему заклятому врагу, хотя в душе ему хотелось врезать. Полумрак превращал камень в кожу, скрадывал недостатки, вдыхал в него жизнь и тот поистине завораживал и, пожалуй, демон должен был ощутить страх от близкого присутствия Пламенного, исходившую от него угрозу, но и не подумал дрогнуть. Однако что-то в поведении северного духа явно было не так, потому что он повернулся и, выжидательно с тенью улыбки на устах, посмотрел на Нерданель, точно хотел от неё чего-то, точно она забыла нечто важное, но очевидное. Подойдя поближе, он взял из её рук подсвечник, ненароком коснувшись чужих пальцев, - маленькая случайность в которой он не смог себе отказали и которую словно не заметил.
- Позволите? – демон тут же отступил на шаг и улыбка на его устал стала отчётливее. – Здесь чудесно и я жду рассказа о ваших работах, но не вынесу, если хозяйка будет необутой стоять на холодном полу, да ещё и в мокром платье. Не беспокойтесь, если велите я и шагу с этого места не сделаю, но прошу вас прежде позаботиться о себе, гость в моём лице обождёт, сколько потребуется.
[AVA]http://s1.radikale.ru/uploads/2014/12/8/a7a19c98250afe98d93e1f982961ebb9-full.jpg[/AVA]

Удивительнейшее из созданий. Она казалось, чувствовала связь едва успевшую зародиться меж ними и проявляла это в сочувствии. С одной стороны майа радовал сей отклик, с другой пугал предостерегая. Если она почуяла отголоски его намерения столь быстро и легко, что же будет дальше? Но как отстраниться от своей души, как закрыться от держательницы твоего сердца?
- Отнюдь, я бы не стал вам льстить, - улыбнулся мужчина. Здесь вблизи статуи во мраке, отгоняемом отгоняемым единственным подсвечником он мог казаться как похожим, так и совершенно отличным от Пламенного в зависимости от того, что бы хотела увидеть нолдиэ. – Лесть вредна для творчества, тут откровенность важнее деликатности. А что до жизни рискну дать вам совет – она кроется в действиях и эмоциях. Создайте его таким, какой он живёт в вашей паями, его грусть, его улыбка, быть может, взгляд. Что-то же покорило вас в нём больше всего…
Воистину если бы знать что именно! Будь проклят тот, кто скрыл разум эльфов от взглядов Айнур, будь это иначе, какая бы игра развернулась вокруг неё. Ложью он свёл бы её сума так же, как она свела его и объединённые этим безумием они были бы вместе, быть может, уже сегодня, уже сейчас. Но нет, сей путь был закрыт для него.
Его улыбка и жест едва ли не напугали Нерданэль, это легко читалось в ломаных резких движениях, вздрагивании, передёргивании плечами. Глупышка, разве мог он причинить ей боль? Тем более когда она глядит на него так настороженно, одним лишь словом, одним лишь жестом она могла остановить его, пресечь любое действие, послать на верную гибель или осудить кого-то на смерть так велика была её власть. Одного лишь она не могла – просить забыть её, просить оставить. Уж лучше смерть, та милосерднее.
Эльфийка замялась не решаясь сойти с места, боясь быть грубой и неучтивой от чего взгляд Милиахона стал чуть строже:
- Спрошу вас, - мягко отозвался он и нолдиэ таки решилась.
Резво развернувшись она бросилась к лестнице и совершенно не заметила как он закрыл глаза, как вдохнул, как дрогнули его пальцы, потянувшись вслед за ней, как он едва не выпустил подсвечник. Безумие ли овладело им или дело в том что он был испорчен скверной, от того любил несколько иначе. В любом случае, когда Нерданэль обернулась, он вновь стоял спокойный и бесстрастный с едва заметной полуулыбкой на лице такой, что могла и вовсе показаться миражом.
Когда же она вовсе скрылась с глаз, мужчина тяжко вздохнул. Быть в её доме, быть рядом с ней было и радостью и наказанием. Слышать родной голос, любоваться любимым лицом, но не иметь возможности коснуться, даже сказать ни это ли страшнейшая из пыток? «Пусть так, с тобою лучше, чем без тебя. Я потерплю, а затем возьму свою награду стоящую любой муки.» Демон опустился на небольшой резной стул, и принялся разглядывать язычки пламени, танцевавшие на кончике фитиля. Свечи в его руках горели слабее, чувствуя враждебные холодные нотки, что были жадны до тепла и вытягивали силу из пламени, но не тухли.
Пространные мысли то и дело возвращались к ней. Сейчас она, небось, уже в спальне, стаскивает с себя платье, наверняка поспешно, суетясь. План сложился как-то сам собой в одно мгновение, ужалил раскалённой иглой и потребовал действия. Миг он ещё колебался, размышляя, но соблазн был столь велик, что перед ним пала бы любая воля. Отставив свечи в сторону, Милиахон удобнее устроился в кресле, сомкнул глаза и вышел из тела.
Мир тут же померк, стал скучен и неинтересен глазу, чувства, что испытывает каждый живущий, будь то тепло, холод или запах покинули его. Став незримым и неосязаемым духом он воспарил над землей и легко прошёл сквозь стены оказавшись в спальне где Нерданэль, уже нагая, подошла к шкафу принявшись выбирать платье. Картина, открывшаяся взгляду, была столь обжигающе чудесна, что дух тот час же пожалел о своём поступке. Не один из семерых сыновей не оставил на ней ощутимого следа, эльфийка казалась молодой и никем не тронутой от чего овладеть ею захотелось с новой неудержимой силой.
Не удержавшись он обернулся ветром и обнял её сзади растревожив мелкие рыжие локоны, впитал её чудесный аромат прильнул губами к её шее, шепнул ей страстно на ухо «люблю тебя» и руки его плавно скользили по бледной коже следую изгибам живота, талии и груди, шеи, плеч и рук. «Люблю тебя всем сердцем. Прошу, забудь Феанора, он не любит тебя, он бросил тебя, отнял у тебя сыновей, призвал их произнести ужасную клятву. Прошу забудь о нём, люби меня. Я никогда не сотворю с тобой такого. Никогда не оставлю.» - шептали его губы. Но разве слышала его Нерданэль? Разве чувствовала? Ничего, лишь сквозняк налетел на неё ледяным порывом как дыхание Вздыбленных Льдов, рискуя растревожить отдающие болью воспоминания, ветерок свистел на ушко, но разберёт ли она хоть словечка? Нет, конечно, нет. Демон прильнул губами к её шее, покрывая её поцелуями, то было холодным влажным дуновениям заставившим кожу покрыться мурашками. Ну и пусть, прильнув к её плечам, он об этом уже не думал.
[AVA]http://s1.radikale.ru/uploads/2014/12/8/a7a19c98250afe98d93e1f982961ebb9-full.jpg[/AVA]

Эльфийка внезапно обернулась, и демон был вынужден отстраниться. Едва лишь он взглянул в её бледное сияющее луной личико, как сердце его сжалось и рухнуло в пятки. Взгляд Нерданэль был осмысленным, она что-то расслышала. «Как!?» - недоумевал дух, столь медленно отлетая назад точно боялся, что она может его услышать. Взамен этой мысли стремительно пришла другая «что?» что она слышала!? «Я погиб…» - подумал он, и собственный голос в сознании прозвучал упавшим до хрипа. «Что теперь будет!? Что теперь делать?! Бежать?!» - от последней мысли сжалось не только сердце, но и само феа. Бежать от того кого ты любишь! Рингар был на грани паники и совершенно не представлял, что будет с этим делать.
Но вот лицо Нерданель разгладилось. Дух окаменел следя за тем как меняется выражение на её лице, как распаиваться алые уста и как она… она… Сердце словно рухнуло на пол и разлетелось в дребезги.
- НЕТ!!! – крикнул он, в мгновение ока, оказавшись на другой стороне комнаты. Пролетая мимо столика, он задел букет высоких цветов, те покачнулись и упали на пол вместе с вазой, а он даже этого не заметил, так громко звучали в голове собственные мысли. – Что я наделал…
Должно быть, она расслышала признание в любви и, конечно же, подумала на мужа. С такой охотой, с таким счастьем она позвала его, а как шумело её сердце, разгоняя кровь. Она хотя бы была счастлива, но для Тёмного это был что раскалённый кинжал, загнанный под рёбра. Нерданель ведь боялась встречи с мужем, скучала по нему, но в кой-то мере опасалась, ей было одиноко, а  теперь, теперь он мог напомнить ей о его любви и без того хрупкие надежды могли обернуться прахом. Из за кого!? Из-за собственной слабости! Как он корил себя в этот миг, как ненавидел, но более всего треклятого Феанора. Мгновение слабости стоило ему слишком дорого.
Подавив рвущийся наружу досадный вой майа нырнул под пол и тот час же оказался в мастерской, но чувствовал себя столь скверно, что не смог сразу вернуться в тело, а прежде облетел несколько раз комнату, едва не погасив единственные горевшие свечи. «Возни себя в руки!» - наконец приказал он себе. – «Чувствами ты её не проймёшь, тут нужен разум…» Убедив себя что ещё не всё потеряно он вернулся в фана, но сил сидеть спокойно не нашёл.
Решительно поднявшись, он оглядел полутёмную комнату, но чем себя занять так и не придумал. Дрожащие тени плясали по стенам точно содрогающиеся от смеха угольные демоны. На лицах статуй ему мерещились то улыбки, казалось, все восьмеро видели его насквозь, но хуже всех был Феанор. Его хотелось сбросить с высокого уступа и посмотреть, как он разлететься вдребезги. Как славно было бы уговорить Нерданэль лично сделать это! «Ещё посмотрим, чья возьмёт!» - мстительно подумал про себя дух, хватая подсвечник и неспешно обходя всю мастерскую, разжигая потушенный свет. В миг когда Нерданель ступила на первую ступень ку лестницы мужчина как раз разжёг все свечи наполнив комнату ярким светом как раз для работы.
Тихо вздохнув, что бы собраться, он обернулся, и его уста тронула та же полуулыбка. В цепи охватывающей тонкую талию он вновь уловил звучание Пламенного. «Неужели никто другой не дарит тебе украшений?» - возмутился он.
- Вам идёт синий, - коротко приветствовал он её, хотя признаться, глаз едва ловил какие-то детали. Мысли всё ещё не пришли в порядок и он выглядел чуть отрешённые чем обычно, и чуть бледнее. Но цвет эльдиэ действительно шёл, к тому же бывший водяной дух до сих пор питал к синему определённую слабость.
[AVA]http://s1.radikale.ru/uploads/2014/12/8/a7a19c98250afe98d93e1f982961ebb9-full.jpg[/AVA]

Она преобразилась, он прекрасно это видел, но предпочёл сделать вид, что не заметил совершенно ничего, ссылаясь на простую мужскую невнимательность и сосредоточить взгляд на длинном синем платье. Заметил он и каплю крови, что сбежала по её пальцам и утонула в складках.
В ответ на историю о вазе он хотел было заметить, что нолдиэ поранилась, но тут же отвёл взгляд от её кисти, точно ничего не видел.
- Отличный повод сделать новую, которая будет краше прежней, - с неунывающим оптимизмом отозвался демон, хотя признаться на душе кошки скребли ещё страшнее, чем прежде. Ей так шёл синий. Серые глаза пылали двумя драгоценными камнями, волосы стали ярче ещё больше напоминая ему молодые лепестки смертоносного пламени.
Только сейчас он припомнил, что пролетел над столиком с цветами. Хорошо еще, что нолдиэ интерпретировала то, как собственную неловкость, или всё-же нет? Милиахон чуть поджал губы, наблюдая за тем как возлюбленная сбегает по лестнице в мастерскую. Скорее всего её слова были простой отговоркой. Значит, поведать ему об услышанном она не собиралась.
- Надеюсь, вы простите мне эту вольность?- с почтением отозвался мужчина. – Я вдруг подумал, что разжечь свет к вашему приходу будет весьма кстати. Это немного сэкономит нам время, к тому же я мог сделать это сам.
Вот эльфийка порхнула к каменному изваянию мужа, всё ещё извиняясь за свою задержку (какая же она вежливая и добрая!), коснулась его кончиками пальцев точно оставив ему благословение развернулась скользнула по нему локтем даже не заметив. Феанор покачнулся… Рингар подумал лишь об одном – что это её работа и она расстроиться если лишиться её.
С этими мыслями он сорвался с места, со скоростью и грацией присущей дикой кошке, выбросил вперёд руку. Перед глазами мелькнул образ эльфа падающего с высокой скалы в воду. Рука дрогнула. Статуя ударилась об пол и разлетелась на три больших куска, засыпав пол мелким крошевом. «Ещё одна плохая примета…»
- Простите меня, я не успел… - с неподдельным сожалением вздохнул майа, поджимая губы и опускаясь на пол. – Самую малость…
Демон оглядел осколки, точно прикидывал, что тут можно сделать и его губы превратились в тончайшую нить.
- Если бы вы не встретили меня, вероятно, этого бы не случилось…
[AVA]http://s1.radikale.ru/uploads/2014/12/8/a7a19c98250afe98d93e1f982961ebb9-full.jpg[/AVA]