Одиночество холодом  вяжет в  невидимый саван.
Стены комнаты давят, сжимаются в чёрные дыры…
Будто шторм налетел,  волны лихо курсируют в гавань,
Неизвестный противник  заходит стремительно с тыла…
Дорога назад в лагерь выдалась трудной. Теперь изначально бушевавшие в груди эмоции схлынули, оставив после себя звенящую пустоту, болезненную, но ставшую привычной. Чем ближе небольшой отряд подбирался к лагерю, тем более гнетущей становилась атмосфера тревоги, окутывавшая их, как ловчая сеть. Впереди девушка не ждала для себя ничего хорошего. Да, она была бесконечно рада тому, что ей удалось помочь брату, спася его от нежданной засады. Однако цель в данном случае не оправдает средств, и за из безумную вылазку придется ответить.
Из густого подлеска вынырнули двое дозорных, одетых в коричнево-зеленое и потому совершенно не замеченных Ириссэ на фоне листвы и земли. Знакомых среди них не было, а потому эльдиэ только растерянно и немного отстраненно кивает головой в ответ на несколько удивленные взгляды.
Аредель поймала на себе взгляд ехавшего впереди Финдарато, и уголки губ дрогнули в намеке на улыбку, которая должна была бы выразить поддержку кузену. В груди разгорался костер тревоги, а в животе начинала скручиваться тугая пружина былого отчаяния. Она росла по мере удаления от лагеря, а теперь грозилась смести все. Только бы первой попасться на зуб на нолдарану или отцу, а Канафинвэ. Он, конечно, тоже будет очень сердит на них за эту сумасшедшую вылазку, но поговорить с ним было очень важно для Ириссэ. Нолдиэ делает глубокий вдох, стараясь справиться с волнением и противной дрожью и сжимающих поводья до побеления костяшек пальцев руках. Раненый-перераненый бок отзывается неприятной болью, хотя Финдарато и целители Дориата и лечили его уже. Упрямый, как и сама Арельдэ.
У ворот девушка неосознанно придерживает коня, собираясь с духом. Это как прыгнуть в воду с высоченной скалы. Ворота открываются с томительной медлительностью, в голове успевает пронестись целый рой нехороших мыслей. Эльдиэ сидит в седле неестественно прямо, только этим и плотно сжатыми губами выдавая свое беспокойство. А еще она непривычно бледна. Конь, решив не дожидаться чего-то разумного от находящейся в полном смятении хозяйки, сам трогается вперед, въезжая в крепость вторым, лишь на полкорпуса отставая от лошади Финдарато.

При виде Канафинвэ Аредель подобралась, ее спокойствие стало почти пугающим внешне, что должно было непременно выдать то внутреннее состояния обреченного отчаяния и горького сожаления, в котором девушка находится. Она не так плохо знает менестреля, чтобы не видеть за показательными холодностью и официальной сухостью того раздражения, которое бушует в нем. Эльдиэ покаянно опускает голову и прячет глаза, пока нолдо говорит. Она и без того знает, что виновата.
- Мы, - Ириссэ невольно сказала не только за себя, но и за кузину, остановившуюся рядом. Эльдиэ поднимает глаза, но медленно. чтобы ни во взгляде, ни в едином движении не было вызова. - Прекрасно осознаем свою вину и раскаиваемся в содеянном. Приказ не покидать пределов лагеря очень справедлив по отношению к нашему легкомыслию, - голос шелестит опавшей листвой. Волнение сдавливает грудь, мешая дышать и поднимая противное чувство дурноты внутри. Некоторое время девушка медлит, но потом все же собирается с духом и обращается лично к песнопевцу. - Я могла бы поговорить с тобой, Канафинвэ? - эльдиэ растеряна и не знает, как правильно обратиться к менестрелю. Как к лорду или право считать его своим хорошим другом она еще не утратила? - Это важно.
Ириссэ готова ждать, если Кано откажется разговаривать с ней прямо сейчас. Ей нужно только, чтобы беседа эта состоялась, все остальное, увы, зависит лишь от благосклонности судьбы и того, насколько сильно песнопевцу хочется оторвать им головы. Эльдиэ отводит глаза, снова принимаясь рассматривать землю, словно в пыли было что-то интересное.

Аредель чувствует, что какую-то струнку в душе заледеневшего менестреля ей все же удается задеть, раз он все-таки соглашается, несмотря на злость и раздражение, соглашается поговорить с беглянкой.
- Спасибо, - склоняет голову девушка.
Ириссэ легко соскальзывает с седла, передает поводья кому-то из подоспевших верных. Девушка даже не обращает внимания, куда уводят ее лошадь. Куда важнее сейчас предстоящий разговор, которого эльдиэ смертельно боится. В пути она уже успела придумать множество вариантов событий, множество слов, которые хотела бы сказать Кано, но сейчас кажется, что всё не то и всё не так. Как-то выходит неубедительно и похоже на оправдания звучат эти мысленные диалоги. Аредель тяжело вздыхает, сжимает руки в кулаки и снова расслабляет, стараясь унять дрожь. За песнопевцем она бредет, полностью погрузившись в себя, как слепая, кажется, даже сталкивается с кем-то мимоходом.
В комнате песнопевца эльдиэ замирает у самого порога, переминаясь с ноги на ноги и украдкой посматривая на Кано. Заговорить первой она не решается.

У Аредель сложилось такое впечатление, что Кано ведет ее не разговаривать, а сразу убивать. За дело, конечно, но на душе не становилось легче от разлитого в воздухе напряжения. Девушка старалась держаться прямо и достойно, хотя внутри все давно уже сжалось в ожидании конца. Менестрель на кузину даже не оглядывался.
Комната, куда Кано привел беглянку, была небольшой. Кровать, стол, пара стульев и сундук для вещей. На владельца комнаты намекает знакомая арфа.
Воспользоваться позволением кузена и сесть Ириссэ не решилась, сил не хватило даже на то, чтобы отлепиться от стены, к которой эльдиэ прижалась спиной.
- О своей глупости, - вздыхает девушка. – Я хотела многое тебе рассказать и объяснить. Не подумай, что я собралась оправдываться – нет оправдания моему легкомыслию, по которому я нарушила приказ и подвергла многих опасности. Просто мне важно, чтобы ты знал. Знаешь, когда Лаурэфин вдруг рассказал мне о своем видении, в котором видел нападение на Турукано… Мне стало безумно страшно, что я потеряю его. И без того с Финьо невесть что… Если я только включила голову в тот момент и посоветовалась с кем-то, хотя бы с тобой… Что могли сделать две девчонки и шутник? Там была слишком большая засада.

С каждым шагом к лагерю возрастало чувство давящей вины за то, что они совершили. Возвращаться хотелось все меньше, ибо это уже была не шалость в Валиноре, которую могли счесть вполне невинной и спокойно простить и отпустить провинившихся. Это был вполне серьезный и весомый поступок, в котором простого сухого отчета за содеянное жадть и не надеялся никто. Но в какой-то момент все пропало, оставив после себя лишь тягучую пустоту. Исчезли мысли, все доводы за и против, исчезло вообще все. Нет, при этом все равно не стало, просто... Просто стала ясна неизбежность, осозналась вся тяжесть свершенного, принялись во внимание все ошибки и... да, Артанис не жалела о том, что сорвалась в путь по видению своего златовласого друга, не жалела, что пришла на выручку другу, так она была готова понести все, что за это скажут и прикажут.
Но мысли и ощущения вновь возвращались по мере того, как лагерь становился все ближе. Голова клонилась все ниже, да так, чтобы золотые кудри скрывали точеное лицо, чтобы не было видно мучительных мыслей, находивщих отражение на светлом челе. Внутри живота будто бы натягивалась пружина, скручиваясь все более и более. На других принцесса старалась не смотреть, и так остро ощущала их состояния, которое резонировали с ее собственным. Все было плохо, но не смертельно, что также вполне осозновалось.
Вскоре они дошли до того предела, где их встретили стражи и проводили под конвоем в лагерь. Что ж, их уже и под конвой берут. Не хотят, чтобы провинившиеся слиняли раньше времени. И они правы.
И вот уже открываются ворота. Принцесса смотрела на них как завороженная, не в силах оторвать взгляд. Пространство между створками становилось все больше, и сердце уходило в пятки все глубже, сжимаясь в один болезненный комок, будто бы Артанис собиралась сигануть с высокой скалы подобно птице. Только в отличие от птицы она боялась уже не взлететь более...
Их встретили сухо и официально. запретили покидать пределы лагеря. Арэльдэ ушла с Макалаурэ поговорить, Финдарато ушел к Феанаро докладываться. Принцесса осталась одна на этой поляне, поэтому поспешила за братом, дабы стать ему хотя бы немой поддержкой. Вдвоем проще отчитываться, да и ей еще придется нести ответственность за то, что сбежали из лагеря, пренебрегая приказом.

Менестрель чувствует себя очень странно. Он чувствует, что девушка не слишком хорошо понимает, о чем он говорит, готовая вот-вот сорваться в очередную истерику... И что переживает она восе не о том, о чем говорит он сам. Она говорит о своих чувствах и своем страхе... Остаться одной. А он об ее ответственности перед народом, о том, что от каждого ее шага зависит чья-то жизнь, и не одна.
- Действительно ли понимаешь?
Голос менестреля звучит мягче, он подходит ближе.
- Ему не все равно. И потом... Разве не имеет значения, если предводителя дома назовут изменником?
Они уже не в Амане были, и сейчас цена любим их поступкам стала неизмеримо больше. Они не могли уже делать все, как им хотелось... Это бло детством, глупостью. А им предстояло отвечать теперь не только за себя, но и за тысячи других эльфов, которые им доверяют. Каждый шаг теперь нужно было делать с оглядкой на это. Сейчас им нужно было быть едиными и забыть о собственных желаниях. А Ириссэ... Безусловно, она действовала из благих побуждений.  Но очень глупо и эгоистично.
- Тебе нужно вырасти, малышка... и понять, что теперь ты не одна, ьы несешь ответственность за других. А они за тебя. И отвечать придется не только тебе, но и им тоже.
И не всегда они сами хотели бы этого...
Менестрель подходит совсем близко и отводит волосы с лица девушки.
- Это не так. Я знаю, что не подумала. Но хоть сейчас ты понимаешь?

- Нет. Я не хочу, чтобы ты это говорила. Можешь, вообще ничего не говорить, ты не обязана оправдываться передо мной. И говорю я это не для того, чтобы заставить тебя оправдываться.
Это было последнее, что ему было нужно.
- Я просто хочу, чтобы ты поняла это... И не делала так больше.
Не убегала одна, не делала вид, что всем не на нее наплевать и она может надеяться только на себя. В конце концов....
- Тебе стоит больше верить друзьям. Если бы ты пришла сразу ко мне... Ты думаешь, я отказал бы тебе в помощи? Или что бы сделал? Ладно, отцу ты не верила, хоть и зря, тоже. он бы не оставил Турукано в беде. Но неужели вам совсем некому было верить, что вы поехали спасать их втроем?
Три девчонки и... Проклятье, да он теперь ни лордом ни воином не мог назвать эльфа, которые потащил трех принцесс сражаться с врагом. Идиот...  Каждый раз, когда эльф думал об этом, в голове у него рождались  все более неприятные эпитеты. И еще ему очень не нравилось настроение девушки и то, что она постоянно говорит о смерти. Это было совсем плохо и менестрель понятия не имел, что с этим делать. К целителям бы ее, тем, которые разбираются в болезнях души.
- И брату ты лучше помогла бы, если бы вы взяли с собой хорошй отряд воинов..
Кано качает головой и обнимает глупую девчонку. Он еще помнит, что она говорила  насчет того, что иногда  девушкам нужно только выплакаться, чтобы успокоится, но сейчас, кажется, это совсем не выход. И нужно было придумать что-то еще.
0 С отцом ты еще успеешь поговорить, вот увидишь. И я не дума, что он не беспокоился за тебя и хотел бы, чтобы с тобой что-то случилось.
Он нахмурился при очередном упоминании о смерти и о том, что происходило в дороге.
- Так... Давай ты сядешь и вс мне подробно расскажешь. И где твоей брат, Итэ и... Глорфиндэл тоже.
Он почти ничего не понимал из этого сбивчивого рассказа, но хотел знать намного больше.
- Расскажешь, что с тобой?
Он ненавязчиво, но твердо подталкивает девушку в сторону кресла.

- Я понимаю, теперь правда понимаю, - говорит эльдиэ глухо. То отчужденное спокойствие, с которым она говорит, дается девушке с каждой секундой со все большим и большим трудом, все труднее становится запирать внутри все те эмоции. которым так и хочется прорваться наружу.
- Я верю, - тихо, но твердо говорит Аредель. - Просто у вас и без того столько хлопот, что мне совестно, - нолдиэ вздыхает, сжимая кулачки. - Я знаю, что ты не отказал бы мне в помощи, да и отец не оставил Турукано. Но тогда все завертелось так быстро. Глорфиндел и Артанис хотели выступить прямо сразу же, у меня не было времени на раздумья. Я настолько завертелась в вихре переживаний, что слепо подчинилась тому, кто повел, кажется, - Ириссэ ненадолго замолкает, пытаясь справиться со своими эмоциями и говорить ясно и по существу, избегая описаний своего восприятия ситуации. Чувство вины наваливается еще сильнее, вместе с осознанием того, что этот побег был не только предательством, но актом недоверия.
- Турукано ранен, он в Дориате, у целителей. Я не смогла, - нолдиэ сжимает губы, чтобы не заплакать. В горле стоит ком слез, готовых вот-вот пролиться наружу. Хочется разорваться на две Ириссэ, одна из которых осталась бы со старшим братом, чтобы знать, что он идет на поправку.
Менестрель неожиданно совершенно сокращает разделявшее их расстояние и прижимает девушку к себе, обнимает, стараясь успокоить. Старый совет теперь вышел боком для эллет. Он ощущения этого тепла, которое песнопевец готов дать беглянке, несмотря на ее проступок, становится только хуже. Аредель вздрагивает всем телом, слезы струятся по щекам все быстрее, словно можно выплакать всю эту жгущую изнутри пустоту. Нельзя.  И именно поэтому они не приносят облегчения.
- Я не хочу, - бормочет эльдиэ, на какие-то мгновения пусть даже становясь похожей на упрямого ребенка. Она прекрасно понимает, что этого разговора не избежать, но всеми силами будет стараться его хотя бы отсрочить.
Аредель послушно позволяет усадить себя в кресло, к которому ее аккуратно, но твердо подталкивает менестрель. Эльдиэ сбрасывает сапоги и забирается в него с ногами, стараясь свернуться в клубочек как можно меньших размеров. Во-первых, ей холодно. Во-вторых, нехорошо. А в-третьих, такой клубочек будет чувствовать себя защищеннее.
- Глорфиндел сшиб меня с мостика. И сам в воду слетел, прямо в доспехах. Я, по сути, просто оказалась у них с Артанис на пути - они уезжали вдвоем, я навязалась, потому что страшно испугалась за брата. Втроем мы выбрались и дошли до какого-то озерца. Там оказалось, что все это время за нами следовала Итариллэ. Артанис и Глорфиндел ушли купаться, а я не хотела мешать им своим отвратительным настроением, потому пошла за хворостом. Услышала возню на полянке, вышла и увидела Итариллэ и какого-то аваренка, оказавшихся на пути у медведя. Я встала у него на пути, надеясь выиграть время у детей. Потом все завертелось со страшной силой. Естественно, что от удара медвежьей лапы кольчуга меня не спасла. Рассыпалась, как мокрая бумага. Хорошо еще, удар пришелся вскользь, погас и я не погибла на месте. Подоспели Артанис и Глорфиндел. Нэрвен прыгнула на медведя сзади, Лаурэфин прыгал с копьем. Я тогда теряла кровь и спутано воспринимала происходящее. Я оказалась на лошади Артанис, помню, что бросила в медведя кинжал, потому что он тряс дерево с детьми. Нэрвен сплела чары, превратив меня в шикарную медведицу. Это было ужасно, Кано! Я стала лакомой добычей для этой охмуренной туши! - эльдиэ фыркнула, впервые выказав эмоции, а не говоря сухо, чтоб менестрель по-прежнему не мог догадаться, что творилось у нее внутри. - Я хотела отвлечь его на себя, терять мне было нечего.  Я попросила Артанис дать мне уйти, уведя с собой медведя. Я изначально хотела уйти, забрав его с собой, когда еще только вставала между ним и детьми. Если бы я тогда не понимала, что даже последней ценой не справлюсь - ни за что не позвала бы кузину.  Но они не позволили мне. Все снова завертелось и закрутилось, я как-то оказалась в медвежьих лапах. Дети столкнули на нас осиное гнездо, пришлось удирать. Правда, у меня не было выбора - меня пер очарованный медведь. Дальше снова туман, который рассеивается, когда мы оказываемся в водоеме. Там мне кое-как удалось ускользнуть в камыши от него, не помню, кто нашел меня там, потому что я уже потеряла сознание от кровопотери, - Ириссэ переводит дыхание, давая песнопевцу несколько мгновений на то, чтобы осознать вываленный на него ворох информации, облизывает пересохшие губы и продолжает. - При подъезде к Амон Руд мы разделились. Артанис и Глорфиндел тронулись первыми, я осталась прикрывать их с двумя детьми. Начался обвал, орки, кажется, спихнули какие-то камни. Турукано был ранен. На них вылетел тролль. На нас выскочил волкодлак, из засады, сбил с коня Итариллэ. Мне пришлось бросить оружие, но малявка умудрилась позвать своего коня. Он помчался на них, спугнул волкодлака и я сумела бросить кинжал. Эдвен, тот аваренок, тоже что-то сделал.Потом снова круговерть боя, дальше помню, как закрыла собой мальчишку, поймала стрелу. Итариллэ, на мое счастье, запаниковала, дернула ее из тела сразу же. Та была отравлена, что-то парализующее, но благодаря тому, что наша отважная принцесса пустила мне кровь, яд ослаб. Дальше уже ничего не скажу - я потеряла сознание, - девушка ненадолго замолчала, размышляя, стоит ли продолжить, но все же решилась. - Фэа мое почти отлетело, я не противилась смерти. Почему осталась - понять не могу, что-то зацепило за миг до конца, заставило из последних сил удержаться.

- Я знаю, - кивает Аредель. – Но тогда почему-то совершенно не подумала об этом. В голове словно стлался какой-то туман, я могла думать только о том, что Турукано попал в беду.
Девушка снова замирает, задумываясь. Ей уже и самой совершенно не нравится произошедшее. Как-то слишком легко и просто поддалась обычно въедливая и упрямая нолдиэ на… Даже и уговоров-то не было, сама напросилась. Еще более странным было то, что ничто не царапнуло, когда Ириссэ сбегала из лагеря, ничто не принудило обернуться назад и попросить совета или помощи. Это тоже было нехорошо и странно, особенно, если учесть, как часто и легко обращалась к менестрелю эльдиэ раньше. Теперь девушка совершенно растеряна, мотивы тогдашнего поступка, казавшиеся ясными и четкими, ускользают куда-то в пустоту, которая сейчас гложет мысли и чувства.
Кано продолжает обнимать Аредель, несмотря на ее слабую попытку вывернуться. Довольно быстро всплеск эмоций сходит на нет, угасает и блекнет, сравниваясь по яркости с тусклым, будто пеплом припорошенным нынешним мировосприятием. Девушке кажется, что в этом походе она выгорела, устав переживать и тревожиться за близких, и теперь придется восстанавливать душевные силы, чтобы вновь стать такой, как и раньше.
Кано набрасывает на плечи Ириссэ свой плащ, и девушка благодарно улыбается другу, укутываясь в него. На улице, тем более в комнате, в общем-то, довольно тепло, но нолдиэ почему-то мерзнет. Песнопевец выходит куда-то наружу. Пользуясь его отсутствием, эльдиэ устало прикрывает глаза, почти тут же ощущая, что начинает проваливаться в сон. От звука шагов девушка вскидывается, тут же распахивает глаза, отгоняя дремоту. Видя, что лишь вернулся Кано, снова улыбается.
- Хорошо, пусть будет чай, - кивает нолдиэ, почему-то не признаваясь в том, что не отказалась бы, если бы к чаю прилагалось что-то более существенное. Печенье, просто хлеб с сыром или что-то еще. Не ела девушка, кажется, с середины вчерашнего дня.
Рассказу кузины Кано не доверяет, как и боялась Аредель. Наверное, она и сама бы не слишком прониклась на его месте, потому что многое выглядит каким-то бредом и выдумкой.
Неслышно ступая, в комнату входит какой-то эльф, ставит на столик чайник, наполняет из него чашку терпко пахнущей травами и немного какими-то ягодами жидкостью и уходит. Эльдиэ берет в руки кружку, но пока только греет об нее ладони, опасаясь, что не справится с тошнотой, если начнет пить. Но даже и от исходящего от чая тепла и запаха становится чуточку лучше.
- Ты мне не веришь? – в упор глядя на друга, тихо спрашивает девушка. – Я знаю, звучит все как бессмысленный бред, но я могу даже показать тебе, что это правда, - бледные, в тон коже губы упрямо сжимаются. Ириссэ обидно, что Кано не верит, словно все эти глупости были плодом ее воображения.
- Я в порядке, - девушка вспоминает о чашке, которую до сих пор держит в руках, и, наконец, делает небольшой глоток. Нолдиэ справедливо опасается, что менестрель сдаст ее в заботливые руки целителей, к которым совсем не хочется. И яд, и раны сейчас нуждаются только в покое и немного перевязках, все остальное ни к чему.
Вопрос, который задает песнопевец, очень неудобен. Внятного ответа на него у Аредель нет, поэтому девушка надолго замолкает, собираясь с мыслями и словами.
- Просто… Наверное, я перестала видеть смысл. Раньше все казалось таким простым и понятным, а сейчас все запуталось. Я не знаю, ради кого или чего живу, а жить просто так не выходит. Мне важно быть нужной кому-то, но там, в походе, почему-то показалось, что таких эльфов нет. Я вдруг почувствовала себя страшно одинокой и ненужной, навалилось очень много плохого, и все это вытянуло из меня силы. Мир стал казаться серым, краски ушли, - нолдиэ пожимает плечами, не зная, как передать словами ту тусклость, которую почему-то стала вдруг видеть. – Я разберусь с этим, правда, - Ириссэ отставляет от себя чашку с чаем, выпитую лишь на половину, и кутается в плащ менестреля. Хочется одновременно и заснуть, и еще немного поговорить.

- Нет, к счастью, нет, - качает головой Аредель. - Я надеюсь, что ты все-таки не понимаешь, насколько это затмило мне разум. Ты ведь говоришь очевидные и очень правильные вещи и я уверена, что на моем месте ты не наделал бы столько глупостей. Ты лучше контролируешь эмоции, Кано.
Наверное, именно поэтому Ириссэ так хорошо и легко находиться рядом с менестрелем - от него невольно заражаешься спокойствием, уютной меланхолией и серьезностью. Даже сейчас друг умудряется как-то немного разогнать все то марево тоски и отчаяния, которым окружила себя девушка за дни пути.
- Но все так странно в этой истории, что невольно вгоняет тебя в какие-то сомнения? - продолжает упрямиться Аредель. - Скажи, что ты думаешь обо всем этом?
Нолдиэ действительно интересно знать, что скажет песнопевец по поводу их спасательной компании. В том, что ничего хорошего, девушка совершенно не сомневается, потому что слишком уж много ошибок было совершено. Однако ей хочется понять, какие именно моменты Кано сочтет особенно вопиющими и совпадет ли их мнение в этом.
- Хорошо, я в относительном порядке, - покладисто кивает эльдиэ. - В таком, который возможен сейчас.
Спорить и пытаться доказать, что все просто замечательно, когда от слабости кружится голова и меленько подрагивают руки, держащие чашку с чаем, глупо и бессмысленно. Аредель делает глоток, стараясь успокоиться и подавить дурноту, чтобы успеть договорить с песнопевцем прежде, чем тот все-таки сдаст ее на руки целителям.
- Я покажусь, обязательно, просто немного попозже, - девушка хмурится, чувствуя, что не все еще сказала, что рано ей еще отправляться в лазарет. - А ты будешь меня навещать? - в том, что у целителей придется остаться, эльфийка даже и не сомневается. Раны ее еще не настолько зажили, чтобы те так просто отпустили пациентку. Наверное, именно тоскливое пребывание в лазарете больше всего и заставляет сейчас Ириссэ абсолютно по-детски упрямиться.
- Очень нужны! - торопливо говорит девушка. - И я вам, наверное, тоже, раз уж вы прощаете мне все мои глупости, - эльдиэ грустно вздыхает. - Я люблю вас - братьев, тебя, Майтимо, малышку Итэ и даже немного отца. И я обычно чувствовала вашу любовь, а здесь - как отрезало ото всего этого, отгородило. Сейчас - возвращается понемногу, словно я вылезаю, наконец, из густого молочного тумана.
Наверное, Ириссэ сейчас немного кривит душой. Выбирается она очень и очень медленно, постоянно топчась на месте и отлетая назад.
В комнату входит незнакомый эльф.
- Попозже, можно? - девушке не хочется вставать. Точнее, на это нет сил, а показывать свою слабость... Эльдиэ устало прикрывает глаза и уже через несколько минут проваливается в сон.

- Я надеюсь, что настолько сильно тебе ничто и никогда разума не затмевало и не затмит.
Аредель вдруг в полной мере осознает, скольких своих друзей и близких подвергла опасности своим поступком. Неизмеримо больше, чем спасла. Чувство вины не дает спокойно дышать, оно мешает и больно жжется.
- Я сама немного теряюсь в том, как назвать произошедшее, - вздыхает девушка. Сейчас, в лагере, когда эмоции отпустили и к эльдиэ вернулась способность рассуждать здраво, но ей кажется ужасным вздором многое из того, что они творили в походе. Взять хотя бы купание в озере. Мысль о той спешке, с которой они гнали вперед коней, сейчас совершенно не укладывалась в голове рядом с мыслью о том, что они сделали столь длительную остановку. Это было, как минимум, неразумно.
- Многих, - морщится Аредель. - Как минимум, туда отправился бы нормальный отряд, и Турукано сумели бы уберечь от ранения.
О себе, о своих травмах, полученных в этом походе, девушка сочла за благо смолчать, потому что считала их вполне заслуженными. Каждую рану эльдиэ получила, защищая кого-то, кто был дорог ей, поэтому она ни о чем не жалела.
- Я буду ждать, - открыто улыбается Ириссэ. Предположение менестреля заставляет девушку возмущенно фыркнуть. - Вот еще! Там и ничего страшного почти нет, в ранах-то.
Истинная причина нежелания нолдиэ оказаться в лазарете кроется совершенно в другом, но эллет не спешит сознаваться в ней песнопевцу. На самом деле, эльфийка страшится не целителей, не боли, а того, что будет, когда она останется одна. Наверняка ведь дочь Нолофинвэ не уложат вместе со всеми в общей палате, а наедине с собой... Те глухие, нехорошие мысли и переживания, которые терзали девушку весь поход... Они только-только начали приразнимать когти, поэтому Аредель справедливо боится их возвращения. Тошно-то как...
- Я знаю, прав, знаю, - улыбается девушка. - Я  очень благодарна вам за это.
Тревога и отчаяние отходят еще на шажок назад.
Ириссэ замечает, как напрягается менестрель, когда в комнату входит целитель. Видимо, опасается ее реакции. Однако эльдиэ слишком устала, чтобы возражать или противиться.
- Чуть-чуть, - вяло говорит Аредель, прикрывает глаза и уже буквально через минуту проваливается в глубокий сон. Девушка уже не чувствует, как эльф поднимает ее на руки и переносит куда-то.

- Я тоже, - краешками губ улыбается Аредель, хотя делать этого и совершенно не хочется. Тот туман, что застилал разум и толкал на глупости... Девушка еще не может с уверенностью сказать, ушел ли он окончательно. Наверное, так сломя голову эльдиэ больше никуда не рванется, но что-то внутри мешает сожалеть о содеянном в полной мере.
- Я постараюсь, правда, - задумчиво кивает эллет. - Мне было очень страшно там, страшно осознавать собственное бессилие. Я видела, как страдают близкие мне эльдар, но у меня не хватало умения, мудрости и силы действительно помочь им. Наверное, еще тогда, когда мы столкнулись с медведем, я поняла, как нужны действительно хорошие воины в таких операциях. На что мы надеялись...
Ириссэ недовольно поморщилась и тряхнула головой, понимая, что заходит уже на который круг в своих рассуждениях и порицаниях. Ошибку девушка уже осознала, но отчего-то продолжала говорить, будто бы боялась тишины, которая может повиснуть в комнате, если она замолчит. Чувство вины почти ощутимо давит на плечи, и от этого Аредель чувствует себя очень неловко.
- И с медведем, и вообще, - кивает эльдиэ. - Мальчишка? - при воспоминании о ребенке лицо девушки озаряет искренняя мягкая улыбка, ясно дающая понять, как сильно привязалась к этому ребенку эллет. - Маленький аваренок. Его родители погибли и он прибился к отряду, - губы девушки упрямо сжимаются, личико становится каким-то решительным, словно Ириссэ ожидает от менестреля не совсем приятной реакции на свои слова. - Я не могла оставить его, Кано. Ему нужен был кто-то, кто взял бы его под свою опеку. Он хороший, вот увидишь. Ты ведь хочешь с ним познакомиться?
Мысли и эмоции скачут перетрусившими зайцами, петляющими и путающими следы. Видно, что Аредель очень дорожит мальчишкой и не согласится отпустить его от себя, она испытывает к этому ребенку почти материнские чувства, но в тоже время ее очень пугает реакция на это обстоятельство окружающих.
- Ни в чем, - уклончиво говорит девушка, не желая признаваться в том, что попросту боится сейчас отчего-то остаться одной. Именно это, а не что либо еще порождает нежелание оказаться в руках целителей.
- Знаю и больше не буду, - улыбается эльдиэ и устало прикрывает глаза. Всего на минутку, как ей кажется, но усталость берет свое. Целитель переносит девушку в лазарет. В себя она приходит уже там, в небольшой комнатке, где есть лишь кровать, небольшой столик, камин и потертое кресло.Рядом никого нет, поэтому Ириссэ грустно вздыхает.

Аредель совершенно не понимает, что творится в голове у Кано, но чувствует, что тот продолжает волноваться за нее, хотя девушка и старается показать, что все в порядке.
- Верю, - улыбается эльдиэ. – Я и раньше не боялась и знала, что вы сумеете защитить. Все будет хорошо, - голос звучит как-то немного неуверенно, словно последняя фраза – попытка нолдиэ уговорить саму себя.
В конце концов, Майтимо и Финдэкано пропали не из лагеря, их пленили за его пределами. Да дело даже и не столько в этом. Ириссэ очень хочется свернуться в клубочек под одеялом, закрыть глаза и, наконец, действительно почувствовать себя дома и в безопасности. Только случится это еще совсем не скоро, потому что сначала нужно договорить с менестрелем.
- Он ловко прятался, - пожала плечиками девушка, чувствуя, что Кано не нравится мальчонка, про которого она рассказывает, хотя песнопевец и ни разу не видел его. Инстинктивно эльдиэ начинает выстраивать защиту, ершиться и пытаться вновь забраться обратно в ту раковинку, из которой только-только начала выбираться. – Только не обижай его, - просит нолдиэ. – Он действительно хороший и даже старался помогать нам и с медведем, и дальше. Ребенку просто очень не повезло в жизни – его родители погибли от лап орков, сам мальчишка выжил лишь потому, что оказался в лесу и сумел спрятаться.
Аредель замолкает, наблюдая за Кано и его реакцией на свой рассказ. Она понимает и ощущает недоверие, которое вызывают у песнопевца и ее слова, и Эдвен. Умом девушка осознает, что друг поступает и судит абсолютно правильно, но сердцу плевать на доводы рассудка. Оно совершенно запуталось. Хочется заботиться о ком-то, кому-то дарить тепло, но одновременно эллет закрывается и прячется.
- Успокаиваешь? – сонно говорит эльдиэ. Голос Кано звучит мягко и убаюкивающе, от него еще сильнее слипаются глаза.

Аредель просыпается в лазарете. Раны ее предсказуемо обработаны и перевязаны, а саму девушку уже успели переодеть в чистую ночную рубашку. Она лежит на свежих простынях, слабо пахнущих мыльнянкой и какими-то еще травами. Хочется встать и пойти проверить, как устроили Эдвена и просто посмотреть, что и как, но заняться самодеятельностью Ириссэ не успевает, потому что в комнату входит целитель. С его появлением личико нолдиэ становится холодным и отрешенным.
- Доброе, - вежливо кивает девушка. – Хорошо.
Эллет отворачивается от эльфа и укрывается одеялом почти с головой.
- Я уже могу идти?

- Нужно просто отдохнуть и прийти в себя, - говорит Аредель уже более уверенно. – Этот поход совершенно выбил меня из колеи.
Девушке в какие-то моменты там казалось, что она уже окончательно подвинулась рассудком. Медведи, влюбляющиеся в эльфиек, волкодлаки, беготня, бои… Сейчас все это кажется чередой сюрреалистичных картинок, быстро-быстро сменявших друг друга и оттого слившихся в одно разноцветное пятно.
- Нет, я знаю, что ты очень хороший и не захочешь обидеть Эдвена, - успокаивающе говорит эллет. – Просто он еще маленький и перепуганный, он пережил много всего и теперь попал в абсолютно незнакомое место. Я боюсь, что мы его совсем оттолкнем. Он же сюда пошел за мной, потому что привязался. А вдруг он подумает, что я обманула его, раз ушла? Или что-то еще… Сложно с детьми.
Девушка качает головой, вздыхая. Она сама боится этого мальчонки, боится, что не справится с тем, какую ответственность взяла на себя, согласившись присматривать за Эдвеном. Интересно, его хотя бы устроили?
- Обними меня? – просит нолдиэ, настороженно замерев под плащом, в который уже завернулась, как в уютное гнездышко. Аредель очень хочется почувствовать, что песнопевец ее и правда простил, что он рядом как прежде. Хочется уткнуться носом в его одежду, положить голову на плечо и так немного посидеть, что в глубине души эллет боится, что Кано откажет ей сейчас.

Минуту Аредель молчит, коря себя за то, что своими словами и поведением обидела целителя, который, в общем-то, виноват только в том, что девушке не хочется здесь находиться.
- Простите, - тихо говорит нолдиэ. – Дело не в вас, просто я не люблю лазареты. Они на меня давят, здесь нет ничего под рукой из вещей и все время нечем заняться.
Под взглядом целителя Ириссэ чувствует себя маленькой нашкодившей девочкой, и оттого ей хочется накрыться одеялом с головой.
- Плохо, да? – вздыхает эльдиэ. – Я уже выспалась, да и есть не особенно хочу. Лучше расскажите, что с ранами? Долго им заживать? – девушка усаживается на кровати, хотя и по-прежнему остается закутанной в одеяло. – И мне нужно узнать, что с ребенком, которого я привезла? – нолдиэ хмурится, стараясь припомнить имя этого эльфа, но в голову ничего не приходит. – Я забыла, как вас зовут, - со вздохом признается Ириссэ.