Та боль,которую рождают чувства,
Ее ничем холодным не убьешь,
Она живет в тебе,как жертва предрассудства,
Ее не позовешь,не уведешь...

Она неслышно проникает в клетки,
И наполняет своим мраком свет,
И,может,не всегда хранит отметки,
Но оставляет в сердце свой ответ...
Мир словно раскололся на две половинки – до и после Лосгара и Хэлькараксэ. Все ниточки, что связывали тех, кто плыл в Эндорэ через море на кораблях телери, и тех, кто брел сюда через считавшуюся непроходимой ледяную пустыню, словно сгорели в пламени, лизавшем остовы белокрылых лебедей, а потом еще и вымерзли, совершенно погибая. Но, может кто-то и возненавидел родичей после произошедшего, презрительно добавляя к этому слову еще одно – бывшие, но Аредель… Ей было больно и горько, но, когда первый гнев опал, перестав теснить грудь, то девушка поняла – ей важнее понять, за что феаноринги и верные им воины поступили так с ними. А еще – что же все-таки осталось в их душах. Только ли пепел былых привязанностей или что-то большее все же сумело сохраниться?
Отважиться самой сделать первый шаг, явиться в лагерь, где далеко не каждый будет рад тебе, было нелегко. Ириссэ некоторое время колебалась, стоит ли вообще делать это, не лучше ли было бы оставить все как есть? В конце-концов, девушка пришла к выводу, что нет, не лучше. Единственное, что не вызывало у нее сомнений – это кандидатура того, к кому она хотела бы поехать. Канафинвэ, менестрель, к которому когда-то эльдиэ питала очень даже теплые чувства.
Неподалеку от лагеря Аредель наткнулась на дозорных, которые остановили нолдиэ, после чего препроводили в лагерь, заставили спешиться и оставили ждать, пока они доложат о ее визите. Это было самым томительным и тревожным в пути – ожидать, как приговора, решения о том, стоит ли вообще разговаривать с единственной дочерью Нолофинвэ.

Поплачь душа… Печаль твоя святая…
Нельзя слезами выплакать всего,
Но боль отпустит чёрная, густая,
И ты простишь предательство его…
Ожидание растянулось, мучая Аредель, успевшую уже перебрать в мыслях множество неблагоприятных вариантов развития событий. Хочется взлететь в седло и уехать из этого проклятого лагеря. Прочь, прочь так быстро, как только сумеют унести ее конские ноги. Но проклятая гордость не дает развернуться и удрать, заставляя упрям сжимать губы в тонкую полоску и ждать.
При виде все-таки вышедшего навстречу Канафинвэ девушка чуть заметно склоняет голову в знак приветствия. В глазах менестреля она не видит ни капли тепла, поэтому и сама леденеет. В голове в очередной раз вспыхивает неуместная уже мысль о том, что не следовало сюда приходить. Поздно.
- Здравствуй, Канафинвэ, - кивает девушка, еще более неестественно выпрямляя спину. - Я могу поговорить с тобою? - голос звучит также сухо и отстранено, как и голос менестреля. Шелест падающих осенью листьев, такой же безжизненный и равнодушный. А внутри все продолжается сжиматься, закручиваться в тугую пружину, готовую распрямиться и выстрелить в любой момент. И от этого становится еще страшнее. Ириссэ старается держаться ровно и спокойно, ничем не выказывая своей боли.

Отредактировано Арельдэ (2015-05-05 21:32:00)

Словно маски безжизненны лица,
Цвет исчез, всюду серый покров.
Подари мне кинжал - убедиться,
Что у нас еще красная кровь.
Аредель не может выдохнуть облегченно даже тогда, когда Кано согласился поговорить. В первое мгновение, конечно, показалось, что менестрель действительно желает это, но потом девушка догадалась - вовсе не она интересует песнопевца, а те вести из лагеря, которые могла бы принести дочь Нолофинвэ. И на душе стало еще поганее, чем было. Аредель даже и сама не заметила, как сжала кулачки настолько, что ногти начали впиваться в ладонь, оставляя на бледной коже розоватые округлые следы.
В ответ на вопрос Кано хочется ершиться, ответить резко, почти грубо, но усилием воли Ириссэ сдерживает себя. Она не в своем праве здесь говорить так, как хочется, ровно, как требовать чего-то. Только просить.
- Я пришла сюда не по повелению отца, по собственной воле. Это многое изменит?
Аредель заставила себя стоять спокойно и смотреть в лицо менестреля прямо, хотя хотелось обнять себя за плечи, чтобы хоть как-то согреться.

Отредактировано Арельдэ (2015-05-06 17:00:53)

У края пропасти стою,
Кого то слишком долго жду.
В руке фонарь,но света нет,
Погас давно...вдруг в полутьме,
Мелькнула тень,еще одна.

Аредель хотела было спросить, что, по мнению Кано, изменит то, что она пришла сюда не с официальным посланием от отца, но слова так и не сорвались с губ. Не отважилась. Слишком ж холодно и подчеркнуто отстраненно держался менестрель, слишком явно отгораживался от кузины, чтобы можно было чувствовать себя хоть немного спокойно. Ириссэ ощущает себя комком нервов, на которых песнопевец играет вместо струн.
- Просто поговорить, - эльдиэ послушно опускается на первое попавшееся ей кресло и замирает в задумчивости, опустив взор на пыльные мыски своих сапог. Некоторое время она молчит, собираясь с духом, но потом поднимает глаза на Кано. - Я сейчас буду говорить то, что покажется, возможно, тебе глупостью и бредом, но я все-таки хочу, чтобы ты выслушал меня. Мне просто важно, чтобы ты это знал. Постараешься?
Девушка зябко ежится от вырвавшегося откуда-то сквознячка и все-таки обнимает себя руками за плечи. Ей плохо, почти невыносимо плохо, когда она видит бездушную куклу вместо друга.

Мы с тобою теперь не враги,
Не друзья...
что же может быть хуже?
И беги от себя, не беги –
Всё на сердце январская стужа...

Аредель внимательно наблюдает за реакцией Кано на нее, на ее слова, на всю ситуацию вообще, силясь понять, что же будет дальше.
- Просто поговорить, - кивает девушка. – Не о жизни лагерей, мне сейчас другое нужно знать.
Эльдиэ снова замолкает на некоторое время, собираясь с духом и подбирая нужные слова. Менестрель хмурится, сквозь официальную холодность чудится девушке что-то еще, но она не позволяет надежде разгореться в сердце. Иначе потом, когда она рухнет, сложится, как карточный домик, будет еще больнее.
- Давай потом, когда я скажу? Решишь, стоит ли тебе пить чай со мной или лучше будет сразу расстаться, - Аредель прикрывает глаза, чтобы не видеть лица песнопевца – так ей будет легче говорить. – Мне сложно объяснить, почему все выходит так глупо. Наверное, я должна ненавидеть тебя или относиться так же холодно, как и ты ко мне сейчас, - девушка говорит очень быстро, чтобы успеть сказать все до того, как запал закончится. Иначе так и придется молчать, сил снова собраться с духом вот так вот Ириссэ в себе не чувствует. – У меня попросту не выходит не скучать по тебе, не дорожить тобой,- из-под плотно прикрытых глаз сбегает первая слезинка, скатываясь по бледной щеке. Нолдиэ торопливо стирает ее и продолжает. – Это глупо, знаю, безумно глупо было приходить сюда и на что-то надеяться, но я не смогла по-другому. Скажи мне точно, можно ли еще что-то сделать или мне сейчас подняться, исчезнуть и больше не попадаться тебе на глаза? – нолдиэ замолкает и ждет ответа. Она напряжена и натянута, как тетива, и  явно ожидает удара.

Я не верю в предательство - как и старший брат.
   Я несу память в сердце - как и средний брат.
   Я не боюсь ничего - как и младший брат.
   А отец наш торит дорогу всем.
   А мать - хранит память и дом.
Менестрель молчит, и от этого говорить легче, потому что Аредель не видит, что написано у него на лице - презрение к ее слабости и глупости, раздражение или же ледяное равнодушие. Хочется, чтобы рядом был кто-то, кто мог бы сказать, стоит ли открывать глаза, или от этого запал, который подталкивал девушку к откровенному разговору, погаснет, как свеча от сквозняка, оставив пустоту после себя.
Слух улавливает шорох шагов менестреля, его близость Ириссэ ощущает почти кожей. Эльдиэ не понимает, зачем Кано подходит к ней, но все проясняется, когда мокрой щеки касается теплая рука. Девушка вздрагивает от неожиданности и замирает испуганной пташкой, теряясь и не зная, как реагировать. Слова застревают в горле, вместо них из груди вырывается всхлип.
- Мне кажется, Финьо поймет, - помолчав, говорит Аредель. - А отец и остальные... Они никогда не указывали мне категорически, что делать, полагаясь на мою разумность. И ты ошибаешься, думая, что кто-то из них пожелал бы тебе гибели, - нолдиэ кажется диким подобное, да и слово "предатель" неожиданно царапает слух. - Я запуталась, Кано. Я не могу отступить и не могу идти вперед. Поэтому скажи мне, что нам делать? Сможешь ли ты спокойно общаться со мной, попытаться еще раз?
Ириссэ кажется, что это могло бы быть полезно не только им двоим.

Сквозь серые будни
Сквозь разные судьбы
порой и не видя вокруг никого
МЫ быстро шагаем
Не чувствуя дружбы
И не замечаем вообще ничего...
Слова Кано девушка слушает молча, с какой-то спокойной отрешенностью. Наконец, открывает глаза, чтобы увидеть его лицо, и успевает поймать какой-то невнятный и блеклый отголосок горечи и боли, быстро спрятанный за маской холодности. Голос его звучит резко и зло.
- Поймет, - Аредель смотрит твердо и спокойно, ответ на этот вопрос она знает точно. - Я говорила с ним об этом.
Видимо, время что-то изменило для нее и Финдэкано, но этого пока не в силах понять и принять менестрель. Увы.
- Ты помнишь, что я дочь Нолофинвэ, Кано? Что ж... Я рада. А ты не думал об этом с другой стороны? - эльдиэ выскальзывает из кресла и проходит несколько шагов в сторону от песнопевца. - Мы разделены, и это наша слабость. Нельзя длить вражду, это может дурно закончиться. А кто, если не королевские дети должны показать пример того, что можно преодолеть неприязнь?
Ириссэ казалось, что она говорит вполне верные и очевидные вещи, хотя в глубине души девушка и понимала, что Кано с ними не согласится, начнет спорить  и возражать.
- Время проходит, и горячие головы остывают. Настроения в лагерях можно и нужно попробовать изменить в сторону большей терпимости.
Аредель остро хочется дать менестрелю такой подзатыльник, чтобы из глаз у него посыпались искры. Может, тогда хоть что-то поймет.
- Иметь-то, может, и имеем, но хотим ли? Ты никогда не задумывался, что эта ненависть может ранить и нас, ранить настолько, что от нее захочется избавиться?

Отредактировано Арельдэ (2015-05-09 23:51:12)

- Это будет зависеть от нашего с тобой разговора, - Аредель пожимает плечами. Сейчас перед ними лежит карта, белых пятен на которой много больше, нежели закрашенных областей. - Пойми, я не предлагаю тебе сделать вид, будто ничего не произошло. Это невозможно, но глупо и оставаться на тех позициях, какие мы заняли сейчас. Именно поэтому я пришла к тебе - поговорить и подумать вместе, что именно мы могли бы сделать для того, чтобы лед, наконец, начал таять.
Ириссэ хочется поморщиться, когда к горечи в голосе Кано примешиваются нотки ехидства. Кажется, что менестрель нарочно старается уколоть кузину, чтобы оттолкнуть ее от себя. Глупо и как-то по-мальчишески выходит.
- Отца я предупредила, чтобы он не тревожился о моем неожиданном исчезновении, - девушка вздыхает и медлит, пытаясь представить себе реакцию верных на выходку дочери того кого прошедшие Хэлькараксэ считают своим королем. Отец... Он не высказал своего одобрения, но не стал и отговаривать. - Думаю, что не все из них одобрят мой поступок, но это не значит, что я сдамся. Пусть им и будет сложно пока принять это, но со временем они поймут, что объединиться и дать друг другу хотя бы отблеск шанса - правильно.
Ириссэ вовсе не плевать на то, что скажут о ней. Более того, от одной только мысли о косых взглядах, укоризне в голосе и шепоте за спиной холодеют руки. И девушка становится уже не так уверена в том, что сумеет найти верные слова, чтобы объяснить свои мотивы. Но на то Аредель и дочь короля, чтобы идти вперед, преодолевая трудности. Включая собственную слабость.
- Еще усилия, Кано. Время не излечит эту рано само, ему потребуется наша помощь.
Нужно вновь перебрасывать сожженные мосты.
- На меня в твоем лагере никто не бросился, хотя и смотрели неприязненно. И поверь, в нашем лагере тоже едва ли будут вцепляться тебе в глотку, не дав договорить и слова. Да, неприязнь есть, но если оставить все как есть и ждать у моря погоды... Она не уйдет, а лишь разрастется.
Под цепким, испытующим взглядом песнопевца Аредель становится немного неловко, словно холодок пробегает по спине. В ушах стоит шепоток о том, что зря девушка пришла сюда, ведь никому, кроме нее, не нужно ни понять, ни что-то поправить. Нолдиэ усилием воли заставляет себя не слушать его и смотрит в глаза Кано твердо и прямо.
- Я хочу. Думаю, и Финдэкано не отказался бы. И отец не был бы против, наладься хоть немного наши отношения. Поддержку тому, о чем я пытаюсь говорить тебе сейчас, найти можно. Абсолютного единства нет, но оно едва ли достижимо в жизни. У любого действия или даже слова всегда найдутся как сторонники, так и противники. Или чужое мнение страшит тебя настолько, что ты не решишься попробовать? - теперь уже черед Ириссэ смотреть испытующе.

- Знает, конечно, - кивает Аредель. В голосе ее звучит легкое удивление вопросом Кано. – Ты же не думаешь, что я могла бы удрать из лагеря к вам тайно, по сути, подставив отца?
Одно дело было просто уехать к феанорингам. Это мало кто одобрит, и девушка это прекрасно понимает. Однако совершить подобное втайне от отца было бы слишком. Его позволение ехать, хотя и не слишком одобрительное, все же накладывало на поступок Ириссэ некоторый оттенок оправданности.
За перемещениями песнопевца девушка наблюдает молча. Она его больше не понимает так, как раньше. Больше нет и близко того Кано, которого любит до сих пор Аредель. Может, он совершенно ушел, может, хорошо спрятался… В любом случае, это больно и горько.
- Конфликт породили старшие поколения, а решить его, кажется, придется младшим. Отец пришел бы сюда к дяде, но ты… Если я правильно поняла его слова, то он думает, что его визит был бы слишком холодным и официальным. Изначально. Вы бы сошлись, как два правителя, а здесь нельзя официально во всем.
В ответ на приглашающий жест менестреля девушка только качает головой, отказываясь. Ни ароматный чай, ни фрукты сейчас не пойдут – от волнения, плохих предчувствий и напряжения к горлу волнами подкатывает дурнота.
- Показать возможность этого на собственном примере. Пока мы будем в плохих отношениях, наши верные и не задумаются, что может быть иначе.
Нолдиэ снова прикрывает глаза, чтобы не видеть. Она уже сознает, что ее надежда наладить отношения разбилась вдребезги, на осколки столь мелкие, что их едва ли еще можно склеить. Их даже не собрать, не смести в ладошку, отчего еще больнее.
- Нет, не также, - качает головой Аредель. – Безусловно, в нашем лагере тебе окажут куда более жесткий прием. Но наша разобщенность только на ругу врагу, нужно это преодолевать.
Девушка вздыхает, чувствуя, что раз за разом говорит в пустоту. Менестрель ее не слышит, да и не желает слышать. Между ними выросла стена, за которую он не хочет заглянуть. Ириссэ попыталась было, но с другой стороны ей оказались вовсе не рады. И эльдиэ спешно прячется обратно в свою скорлупу, отращивает защитные слои безразличия и роет окопы. Нервы натянулись и звенят, как струны.
- Я понимаю тебя, - кивает, наконец, нолдиэ. – Просто я считаю, что нельзя потакать желанию наших верных длить эту вражду. Бросать все и игнорировать, конечно же, недопустимо. Нужно осторожно налаживать связи, прокладывать мосты. Рывком здесь нельзя бы ничего сделать, кроме того, чтобы окончательно и бесповоротно испортить. Возможно, помогло бы медленное преодоление сопротивления. Или ты считаешь, что сейчас нельзя ничего сделать?
С каждой минутой растет желание уйти. Ириссэ раз за разом натыкается на плотную глухую стену, отчаиваясь все больше и больше.

От сухой и холодной официальности уже начинает горчит и першить в горле, как от едкого дыма костра, разведенного на еще влажном хворосте, но Аредель терпеливо сносит это, стараясь удержать себя в руках.
- Та Арельдэ… - некоторое время нолдиэ молчит, но потом все же выговаривает с очевидным трудом. – Ее больше нет, она погибла, - девушка снова замолкает, понимая, что не только для Кано озвучила эту мысль. Она еще и для себя поставила точку на прошлом. Теперь у нее есть лишь настоящее. А менестрель может решить для себя, интересна ли ему новая Ириссэ с какой-то стороны, или же предпочти оплакать ту, старую, что замерзла в Хэлькараксэ.
- Ай, Кано… - морщится девушка, понимая, что песнопевец услышал в ее словах то ли то, чего хотел, то ли то, чего боялся, но совершенно не тот смысл, который изначально был в них вложен. – Ты не о том. Думаю, отец признает тебя правителей, но здесь в другом дело, - эльдиэ замолкает, снова стараясь подобрать слова, но уже намного более аккуратно, так, чтобы менестрель не понял ее неправильно вновь.
- Мы в холодных отношениях. И, увы, инициатива что-то сделать исходит не от тебя и не от отца. Вы оба прекрасно чувствуете себя и без того, кажется, - в словах Аредель проскальзывает раздражение.
Нолдиэ снова молчит, разбираясь сама с собой, пытаясь облечь те смутные ожидания и надежды, с которыми пришла сюда, в конкретные слова и предложения, которых требует от нее менестрель. Это дается девушке с трудом, потому что облекаться в сухую форму разумности ее эмоции и ощущения никак не желают.
- Между нашими лагерями идет какая-то холодная война, хлипкий нейтралитет, который, боюсь, может вспыхнуть в какой-то момент, - наконец, выговаривает эльдиэ. – Это то, что я хотела бы добавить к своим словам об отношениях лагерей, - Аредель переводит дух и продолжает. – Чего я жду от тебя? Ничего, наверное. Как прежде уже ничто не будет, но и нынешнее состояние меня не устраивает. Когда я говорю о дружбе, то не имею в виду совместные шалопайства и поездки на озере, пока я могу лишь надеяться, что когда-то возможно будет прийти к тебе спокойно, как к родичу. Просто поговорить, обсудить что-то, при этом не боясь того, что меня вышвырнут с порога явно или ненавязчиво покажут на дверь, как я ощущаю это сейчас.
Кано в очередной раз повторяет свой вопрос, пытаясь добиться точности формулировок, за что девушке хочется надеть ему на голову вон ту симпатичную вазу с фруктами. И чтобы ошметки живописно свисали с острых ушей.
- Пока конкретного плана действий, расписанного по шагам, нет, - честно и прямо признает нолдиэ. – Так что пока я вправе предложить лишь его составление. Здесь возможны два варианта – либо это сделаем мы с тобой, потому что нам легче будет сойтись, потому что, в отличие от моего отца, меня ты хоть немного знаешь. Либо второй вариант – семейный ужин, на котором мы и обстоятельно поговорим. Отец разрешил мне предложить тебе такой не вполне официальный визит. Только это все равно будет беседа родственников, думаю,  а не встреча двух правителей с посольствами. Излишне оптимистично думать о мире и ладе между верными, если трения существуют внутри семьи.
В речи девушки лейтмотивом звучит – Нолофинвэ вполне желает наладить отношения, сделать их чуть теплее, но полномочия делать это в большой части делегированы дочери.