Последние три дня пути тянулись, словно бесконечно долгий ночной кошмар – не было и минуты, чтобы девушка не думала об отце, чтобы на мгновение перестала молить Эру о времени, которого было так мало. И всю дорогу, притихшая точно испуганное дитя, не обронила ни слова, как не слышала обращенных к себе речей.
Невольно всплывавшие из раза в раз воспоминания о былом, о беззаботных детских шалостях и тихих вечерах в семейном кругу так неестественно резко контрастировали с действительностью, с тем, что происходило сейчас. Разве тогда, прежде, она могла даже помыслить на короткое мгновение о подобном? А если бы могла, то, тем, наверное, сильнее и больше ценила каждую минуту, каждый взгляд, каждую улыбку отца.
От подобных мыслей на глаза предательски наворачивались слезы, сдерживаемые лишь нежеланием казаться слабой, выглядеть ребенком. Она делала все, порой даже немного больше - пересиливая себя, заставляя гордо держаться, выказывать отвагу в помощи Лаурэфину с отцом и другим членам отряда – части синдар, которые больше других пострадали в битве и не могли продолжить путь к лагерю нолдор. Она очень старалась, но, кажется, напряжение юной девы чувствовали все, а если не чувствовали, то знали и понимали, что оно было. И только одной Итэ было известно, насколько сильно, до боли сжималось сердце, когда отец в бреду на короткие мгновения приходил в себя, а затем вновь терял сознание.
Даже сейчас, от воспоминаний о тех моментах у эльдиэ дрожали руки, хотя теперь вокруг не было леса и непроходимых зарослей. Высоко над головой темнел каменный свод лазарета, освещенный мягким сиянием фиалов. А запыленные и износившиеся в пути одежды сменило белое платье, выкроенное из летящих воздушных и более тяжелых тканей, от чего напоминало хитросплетение лепестков дивного ночного цветка. Среброногая сидела на небольшой скамье в проходе, сосредоточено изучая плиты под босыми ногами. Глядя вокруг и с трудом замечая детали. Возможно, в другой ситуации она бы восхитилась величию и красоте подгорных палат, но снедаемая сомнениями, девушка не могла думать о чем-то ином. Пыталась, но не могла.
Наконец целитель позволил зайти к Турукано. Нолдиэ вскочила на ноги, едва синда показался из-за двери, словно загодя ждала этого известия. Дверь тихонько отворилась, выпуская наружу прохладу, царившую в комнате. Вендэ бесшумно подошла к постели и опустилась на небольшой пуфик подле нее.
Турукано все еще был без сознания. Хоть целители говорили, что состояние его стабильно и жизни нолдо теперь ничего не угрожает, беспокойства не желали столь скоро униматься, все еще настойчиво сжимая фэа Келебриндаль.
Девушка вложила пальцы в ладонь отца, чуть пощекотав ее ноготком, как любила делать в детстве, когда отец настаивал, чтобы она взяла его за руку. Сейчас она понимала, что значит, по-настоящему бояться за кого-то, а ведь сама давала столько поводов для беспокойств… дает до сих пор.
Губы тронула мягкая улыбка и тут же растаяла. Девушка осторожно погладила родителя по волосам, ожидая. Чего? Быть может пробуждения? Она сколько времени ждала, пусть знала, что он будет сердит, когда увидит ее, но ведь она так соскучилась. Как скучала, когда папы подолгу небывало дома. Эльдиэ склонилась к кровати и прижалась к плечу Тургона, чувствуя, как шипят глаза набежавшие слезы, а потом слишком уставшая за все это время, сама не заметила, как провалилась в забытье, все еще сжимая отцовскую ладонь.

Вся усталость и переживания навалились на хрупкую эльдиэ седьмым валом, вынудив бессильно забыться тревожным сном. Девушка не знала, сколько времени проспала, но проснулась она, едва ощутила движение отцовской руки, еще до того, как Турукано обратился к ней.
- Папа?.. - Вендэ подняла голову, удивленно глядя на отца сонными, еще влажными от слез глазами. Было во взгляде и что-то недоверчивое: не иллюзия ли, не шутка воображения? А быть может сон? Но нет, это действительно был отец, она действительно слышала его голос. Для осознания этого потребовалось какое-то время, но потом Итэ резко подалась вперед, заключив в кольцо рук родительские плечи.
- Папочка! - Вопреки желанию прижаться покрепче, эльдиэ боялась сделать больно, поэтому старалась вести себя максимально осторожно.
Радость видеть отца в сознании, говорить с ним, ощущать его присутствие рядом восполняла собой, пожалуй, все иные радости этого мира. А еще согревала надежду на то, что хоть что-то здесь, в Эндорэ останется такого, что не изменится, не смотря на расстояния и беды, то, что они привезли с собой из родного края – семейное тепло.
Теперь казались не такими уж страшными дни пути и часы, проведенные в ожидании добрых вестей под дверью лазарета. Ничто рядом с отцом не вызывало страха, как если бы они по-прежнему были в Амане. Тогда ведь, действительно, им нечего было бояться, сейчас Итариллэ это хорошо понимала, вот только никак принять не могла. Даже самые страшные сказки менестрелей не были сравнимы с тем, какой облик для пришельцев приняли леса и моря Эндорэ. Никогда они не представляли, что такое Тьма и насколько она может быть страшна для каждого. Отбросив все различия, нолдор теперь были в равных условиях, и от опасности не был застрахован никто.
Среброногая поцеловала отца в скулу и в лоб, а потом подобно котенку потерлась щекой о его щеку, продолжая мягко обнимать. И говорить пока ни о чем не хотелось, хотелось насладиться чувством, что вот он, самый дорогой эльф, живой, раненный, усталый, но живой! Однако вопрос был задан, и на него стоило ответить.
- Мама... – эльдиэ опустила глаза, после чего выпалила совсем быстро. - Она осталась в лагере...
Напомнило о себе временно уснувшее чувство вины перед матерью. Наверное, Эленвэ очень беспокоилась, нет, не наверное – наверняка. И представляя, как мама не находит себе места в страхе за дочь и за супруга, Итэ делалось совсем неловко. А еще очень тоскливо… После всего произошедшего так хотелось сжаться в объятиях матушки и рассказать все-все, чтобы стало хоть чуточку легче. Пока это было невозможно.
- Ты совсем ничего не помнишь из того, что случилось после... засады?

Среброногая мягко погладила отцовскую ладонь, давая понять, что никуда не исчезнет и у них еще будет масса времени для того, чтобы обняться, а пока ему стоило лежать смирно и копить силы. Она этого не говорила, но ее заботу можно было прочесть во всем: в серебристо-серых печальных глазах, мягкой тревожной улыбке, в жестах слишком разнообразных и в большинстве своем ненужных. Девушка терялась, потому как, с трудом представляла, как ей стоит себя вести. С сородичами, которых она лечила после резни, было куда проще, тогда не было времени задумываться и стоило действовать решительно, не терялась она и там, на поляне где отец был ранен, но стоило ему прийти в сознание, как вся уверенность развеялась.
Нужно было проявлять осторожность во всем, не давать родителю переживать, не позволять тратить силы понапрасну, однако сам факт присутствия Итариллэ в Дориате заводил исполнимость первого пункта в глухой тупик. И их разговор постепенно склонялся к проблеме, озвучить которую, девушка больше всего боялась  - проблеме ее побега из лагеря и участия в спасительной операции. Это было единственным фактом, в котором нолдиэ безнадежно блуждала, не зная, как и о чем говорить, а про что, быть может, стоит умолчать. Никогда прежде ей не доводилось лгать отцу или скрывать от него истину и очень не хотелось делать это сейчас, равно как не хотелось давать ему поводы для беспокойства.
Вопрос родителя несколько озадачил эльдиэ. Она не сразу догадалась о том, что отец не знает, где они находятся и наверняка этим фактом напуган даже больше, чем она сама, впервые очутившаяся в Менегроте и ослепленная его монолитной давящей красотой. Однако вендэ быстро поспешила исправиться:
- В лагере нолдор, мы… - девушка не успела договорить, перебитая обеспокоенной речью отца. Она поспешно погладила его по волосам, призывая лежать спокойно, и мягко улыбнулась, успокаивая.
- Тише, тише, тише, - нолдиэ присела на краешек кровати, чтобы Турукано было удобно видеть ее лицо и продолжила, стараясь сделать рассказ максимально коротким и при этом ответить на все заданные вопросы. – С ним все в порядке. После битвы Финдарато вместе с Арельдэ и Артанис продолжили путь в лагерь вместе. Они живы, почти все целы, но ты был ранен слишком серьезно. У нас не лучшие условия для лечения таких травм, поэтому Лаурэфин принял решение вернуть тебя в Дориат. Мы приехали сюда вместе с выжившими синдар. Сейчас мы в Менегроте в Чертогах Исцеления.

Отредактировано Итариллэ (2015-08-09 14:22:56)